Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов

Екатерина II, видя толпы народа, собиравшиеся при появлении наследника, изволила зло шутить: «На медведя еще больше смотреть собираются…» «Павел — кумир своего народа», — докладывал в Вену австрийский посол Лобковиц. Генерал-майор Н. А. Саблуков, свидетель бурных лет правления Павла I, писал в своих «Записках»: «Низшие классы, миллионы с таким восторгом приветствовали государя, что Павел стал объяснять себе холодность и видимую недоброжелательность дворянства нравственной испорченностью и якобинскими наклонностями».

Трагедия Павла I как суверена и просто человека заключалась в том, что он, при всей своей природной подозрительности и мнительности, приблизил к себе, ввел в свой ближний круг, наделил большими государственными полномочиями и безграничным доверием лицемеров, ненавидевших и предававших его. Царские особы, за редким исключением, бывают начисто лишены способности распознавать лицемерие, потому что повседневная — с момента рождения — атмосфера почитания и преклонения, включающая в себя элементы искусственности, притупляет их бдительность.

В Российском государственном архиве сохранился документ, в котором новый император Александр I 13 марта «высочайше указать соизволил» камер-гусара Петра Кириллова «пожаловать в камердинеры и находиться ему при вдовствующей Государыне императрице». Речь здесь, несомненно, идет об одном из камер-гусаров, пострадавшем в ночь переворота и по этой причине приближенном к Марии Федоровне, свято чтившей память о своем убиенном венценосном супруге.

Ее отношения с императором — еще одна нераскрытая тайна дома Романовых. На основе анализа опубликованной переписки между ними, склонные к великосветским сплетням современники и некоторые бесцеремонные советские историки обвиняли их в близких отношениях.

На следствии, в отличие от многих своих товарищей, М. А. Бестужев держался стойко и был осужден к вечной каторге, но потом срок ее был сокращен до 20 лет. В 1839 году сослан на поселение в Иркутскую губернию, а в 1862 году ему разрешено жить в Москве, где он и умер в 1871 году.

Кажется, его предком был первый историограф Карла XII К. Г. Адлерберг, погибший в Полтавском сражении 1709 года.

Авсеенко В. Г. 200 лет Санкт-Петербурга. Исторический очерк. СПб., 1903.

Отсылаем любознательного читателя к красочному, яркому фильму Александра Сокурова «Русский ковчег», в котором дворцовый караул предстал во всем своем великолепии, а также к воспоминаниям генерала П. А. Половцова «Дни затмения», в которых он рассказывает о горькой судьбе дворцовых гренадер после Февральской революции 1917 года.

Во время одного из путешествий по России, по дороге из Пензы в Тамбов, их коляска перевернулась. Кучер и камердинер лежали без чувств. Государь выпал из коляски, и его придавило железным колесом. Бенкендорф, которого тоже выбросило из коляски, опомнился первым и помог государю выбраться из-под тяжелого колеса, сломавшего ему ключицу. Склонный, очевидно, к философским рассуждениям Бенкендорф так впоследствии вспоминал эту трагическую сцену: «Видя передо мною сидящим на голой земле с переломанным плечом могущественного владыку шестой части света, которому… кроме меня никто не прислуживал, я был невольно поражен этой наглядной картиной суеты и ничтожества земного величия. Государю пришла та же мысль, и мы разговорились об этом с тем религиозным чувством, которое невольно внушала подобная минута».

Старший сын любимой дочери Николая I, великой княгини Марии Николаевны от брака с герцогом М. Лейхтенбергским.

Стоило Комиссарову с женой появиться в театре (а дворяне должны были ходить в театр!), как вокруг них сразу же образовывалась толпа любопытных, жаждавших поглазеть на новоиспеченного дворянина и героя, спасшего царя от руки злоумышленника и убийцы. Е. Н. Водовозова в опубликованных в советское время мемуарах «На заре жизни» вспоминала: «Когда в проходах трудно было пробираться от толкотни скопившегося люда, Комиссарова сердито-ворчливым голосом произносила: „Разве не видите, что спаситель идет? Пропустите же!“»

О Петре Андреевиче Черевине мы будем говорить подробно ниже. М. Н. Муравьев являлся членом «Союза спасения» и «Союза благоденствия», одним из авторов его устава, но после 1821 года участие в деятельности тайных обществ не принимал, в 1826 году был арестован, но по повелению Николая I вместе с А. С. Грибоедовым освобожден с оправдательным аттестатом и в тот же день представлялся с ним императору. Родной брат одного из первых декабристов, основателя «Союза спасения» Александра Муравьева и троюродный — повешенного Сергея Муравьева-Апостола, он отверг и проклял свое прошлое и любил говорить, что «он не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают». За подавление польского восстания 1863 года он получил прозвище «Вешателя» (за два года его управления краем в Литве было, по официальным данным, «…казнено 128, сослано на каторгу 972 и на поселение в Сибирь 1427 человек»). «Подмоченная» в начале карьеры репутация заставляла его «быть большим католиком, чем папа», и он вполне отвечал другой народной мудрости, гласившей, что «нет худших чертей, чем падшие ангелы».