Валентин Пикуль: Париж на три часа

- Генерал Мале, - бредово шептал Наполеон, - кто бы мог подумать? Бригадный генерал Мале.., негодяй!

Армия наконец-то дотащила свои ноги до Смоленска. Комендант города поначалу даже не хотел открывать ворота: в толпе прозябших и нищих калек он не сразу признал бренные остатки когда-то Великой армии, наводившей ужас на всю Европу. Смоленск был выжжен - как и Москва! Среди обгорелых развалин кучами валялись непогребенные трупы завоевателей, бродили толпы дезертиров и мародеров. ("Лица, закопченные дымом бивуаков, красные и свирепые глаза, всклокоченные волосы делали их всех похожими на преступников...") Наполеон, опираясь на плечо Армана Коленкура, пешком поднялся по взгорью от Московской заставы до Новой площади в центре города, где для него была приготовлена квартира. Все четыре дня подряд он не покидал своего убежища, а тяжкие раздумья императора иногда прерывались вспышками самого дикого, самого необузданного гнева...

Генерал Мале по-прежнему занимал его мысли!

- Неужели вся моя власть покоилась на песке? - спрашивал он. - Неужели достаточно одного слабого толчка, чтобы все мое величие оказалось прахом? Мне думалось, что искры революции уже затоптаны. Но.., что скажут теперь в Европе?

Отсюда, из Смоленска, император слал письма (которые лишь в 1907 году появились в русской печати) министру полиции Савари - герцогу Ровиго. Наполеон спрашивал, как могло случиться, что на целых три часа Париж был отдан во власть республиканцев? Каждое письмо к Савари император заключал словами: "За сим молю Бога оградить Вас своим святым покровом". Удивительна фраза Наполеона из его смоленского письма от 11 ноября: "Господин герцог Ровиго, я желаю, чтобы все, что имеет отношение к делу Мале, было опубликовано... Это пустое дело, но убедить в этом публику можно лишь путем оглашения..." Коленкуру он сказал:

- С этими французами, как и с женщинами, нельзя разлучаться на долгое время: они обязательно изменят...

Наполеон все чаще возвращался в своих мыслях к Парижу, и в медвежьем захолустье Сморгони он покинул армию, устремившись во Францию. Сопутствовали ему, кроме Коленкура, польский офицер Вонсович и верный мамелюк Рустам. Забившись в глубину крытого возка. Наполеон бежал от армии тайно, неузнанный и таинственный. В дальнейшем же, если речь заходила о генерале Мале, император отзывался о нем с легким пренебрежением.

- Ах, этот жалкий маньяк! - отвечал он, как бы не сразу припомнив, о ком идет речь. - Но стоит ли говорить о нем?

***

Впрочем, и позднейшие историки еще долго спорили (и по ею пору спорят) был ли в полном разуме человек, пытавшийся отнять Париж у императора Наполеона, чтобы вернуть его законному владельцу - народу Франции!

Арман Коленкур четко зафиксировал фразу Наполеона, сказанную им еще в Михалевке. "Этот бунт, - говорил он, - не может быть делом одного человека..." Существенное признание!

Наполеон вроде бы желал оглашения всей процедуры заговора генерала Мале, но потом сам же утвердил версию, будто генерал Мале был лишь ненормальным одиночкой, ибо только безумный одиночка - в его понимании! - мог покуситься на власть императора. Между тем, как пишет советский историк А. З. Манфред, "он еще в России, под Дорогобужем, когда ему было доложено дело Мале, понял его истинный смысл. То был республиканский заговор, в том не могло быть сомнения...".

Наполеону было бы невыгодно (и даже опасно!) признать перед миром и Францией, что Мале не был одинок, что за ним стояли мощные подпольные силы той революции, которые еще действовали, которые ему. Наполеону, так и не удалось растоптать, - и потому лживая версия о Мале как о "безумном одиночке", очень удобная для императора, надолго утвердилась в литературе, поддерживаемая историками-бонапартистами.

Между тем Наполеон знал, что подлинная правда о заговоре Мале, страшная для империи, таила в себе угрозу всему его деспотизму...

Именно тогда Талейран и сказал:

- Ну, вот! Это уже начало конца...

Этот человек никогда не был одиночкой, у него были ресурсы и было содействие. Он был членом большой организации.

Паскаль Груссе. "Заговор генерала Мале".

Судьба была против него, и он погиб жертвой тирана. Но великими были дерзания его.

Ж. Ф-К, де Лаешь.

"Эпитафия Мале".

НЕ БОЙСЯ "ЧИХНУТЬ В МЕШОК"

Давно отошли в прошлое восторги тех славных дней, когда фунт бастильского камня стоил на рынке дороже фунта жирной говядины. Ах, какие чудовищные брошки мастерили тогда из него ювелиры - патриоты республики! Но булыжники тюрьмы Ла-Форс, разобранной в 1840 году, не попали в число священных реликвий и закончили свой век на мостовых Парижа, сухо громыхая под колесами спешащих дилижансов. Боже мой, как давно это было...