— Вы что? Вообще? — побледнела директриса. — Разберитесь сначала у себя! — с визгливыми нотками в голосе продолжала она, — Вы из меня дурочку, что ли, строите? Или думаете, на вас управы нет. Одни забирают мальчика, а другой приходит — ищет. Номера какие! У себя за пазухой поищите ребенка! Задержание он мне оформит на семьдесят два часа! Ты своим оформи что следует.
— Пожалуйста, — поморщился Куманин, — не надо истерик. И на крик меня брать не надо. Спокойнее. Кто увез Алешу Лисицына? Объясните толком.
— Ваши и увезли, будто не знаете? — директриса старалась говорить спокойнее, хотя визгливые нотки все еще прорывались у нее.
— Наши? Что за наши? — переспросил Куманин.
— Ваши. Из комитета, — зло выпалила Алевтина Ивановна. — Втроем приехали с милиционером. Ребенок, оказывается, во всесоюзном розыске. Родители его что-то такое натворили, что и сказать страшно. Вот они ребенка и забрали.
— Документы они какие-нибудь вам предъявили? — поинтересовался Куманин.
— А как же, — в голосе директрисы снова начала появляться некоторая уверенность. — У всех такие же книжечки как, и у вас. И отношение было из прокуратуры города. Они сказали, что в связи с секретностью ребенка надо оформить переводом в какой-нибудь иногородний интернат, и взяли подписку о неразглашении. Зачем же они сейчас вас посылают, что-то выяснять? Проверяют, усвоила ли я все или нет?
— Фамилии-то вы их знаете? — спросил Куманин.
— Нет, нет, — быстро ответила директриса. — Не помню фамилий никаких. Разволновалась, не прочла в документах.
— Так что же, выходит, кто-то взял ребенка и с концами. Ни записочки, ни расписочки? — Куманин продолжал вертеть в руках фотографию Алеши.
— Ничего не оставили, — подтвердила Алевтина Ивановна. — Да я и перепуталась: мыслимое ли дело, за малолетним ребенком целая бригада чекистов приехала, будто он цэрэушник какой-нибудь. Да еще с меня подписку о неразглашении….
— Хорошо, — сказал Куманин, все еще пытаясь сообразить, почему ему кажется столь знакомым лицо Алеши Лисицына. — Возьмите лист бумаги. Пишите: «Старшему оперуполномоченному КГБ майору Куманину С. С. От гражданки Петуховой Алевтины Ивановны, директора интерната No 4, проживающей по адресу…» Написали? Дальше: «Объяснение». С новой строки: «Я, Петухова А. И., передала несовершеннолетнего Лисицына Алексея представителям органов КГБ по их требованию такого-то числа». Когда это было. Помните? Это число и поставьте. Подпишитесь и поставьте сегодняшнее число. Это для вашей пользы. Чтобы никто более не предъявлял к вам претензий. Запишите мой телефон, и если в этом деле последует какое-либо продолжение, прошу звонить. Фотографию мальчика я возьму с собой.
Он открыл дипломат и положил туда листок с объяснением директрисы и фотографию Алеши Лисицына.
— Вы так дело поворачиваете, — сказала поникшая Алевтина Ивановна, — вроде я и не должна была им ребенка отдавать? Так что ли?
— Я этого не говорил, — возразил Куманин. — Вы, как и каждый советский человек, обязаны подчиняться требованиям органов. Но специфика вашего случая такова, что вы были обязаны как-то зафиксировать это событие. Скажем, та же Шестакова приведет к вам людей из прокуратуры. Что вы им скажите? Ваша легенда насчет Вологды не проживет и часа. Где доказательства, что вы не продали ребенка какой-нибудь бездетной азербайджанской семье тысяч за пять-десять? Вы хоть о последствиях для себя подумали?
Директриса молчала, испуганно глядя на Куманина.
— Нарушение подписки о неразглашение, — продолжал Куманин, — является очень серьезным преступлением, предусматривающим лишение свободы на срок до пяти лет. В разговоре со мной вы имели на это право, но в разговоре с работниками прокуратуры, милиции или другого правоохранительного или надзорного органа вы такого права иметь не будете. Таким образом, вся ответственность будет возложена на вас. Вы меня понимаете?
— Но, товарищ майор, — возразила Алевтина Ивановна, — вы же подтвердите в случае чего…
— Не уверен, — прервал ее Куманин. — Ваше объяснение дает мне основание для проверки этого случая. Если мальчика действительно взяли наши сотрудники, я смогу вас прикрыть. Если вы придумали эту историю, чтобы сбить меня с толку, то будете отвечать по всей строгости существующего закона…
— Клянусь вам, — голос директрисы дрогнул, было видно, что она готова зарыдать от жалости к самой себе.
— Успокойтесь, — сказал Куманин, — и узнайте, не приходила ли Шестакова.
Читать дальше