"Там, где блещет золото, всегда рекою льется кровь, - утверждает старинная мексиканская песня. - Золото и кровь всегда рядом, как любовь и ненависть, как добро и зло, как жизнь и смерть..."
Томп пропел этот куплет по-испански, а уж после перевел на русский язык. Татьяна знала, что механик больше года провел на Кубе, помогал бывшим бородачам-барбудос осваивать судовые двигатели.
- В Гаване у меня много друзей, - говорил он Татьяне. - Я вас с ними обязательно познакомлю.
- Только друзей? - с улыбкой взглянула на него Татьяна. - А мне говорили, что на Кубе очень красивые девушки.
- Самые красивые девушки на острове Сааремаа, - смущенно улыбнулся Томп.
Утром в лазарет к Татьяне заглянул второй помощник Рудяков. Дня два назад она сняла секонду швы и вместо повязки пришлепнула круглую наклейку. Сегодня она убрала и наклейку, внимательно рассмотрев синевато-розоватый шрамчик на тыльной стороне ладони Рудякова.
- Вы не находите, доктор, - игриво подмигнул ей секонд, - что мой шрамчик напоминает след поцелуя? Всю жизнь он будет памятью о вас!
- Только не сознавайтесь своей жене, Марк Борисович, - усмехнулась Татьяна.
- Ей говори не говори, все равно будет ревновать даже к мачте! отшутился он.
- Ревнует - значит, любит.
- Жена - мой главный выигрыш в жизненной лотерее, - сказал Рудяков, обретая свой всегдашний невозмутимый вид.
Выпроводив пациента, Татьяна раскрыла взятую из судовой библиотечки книгу - томик стихов Николаса Гильена, открыла на заложенной бумажкой странице.
Исхлестана злыми валами
и легкою пеной украшена,
качается Куба на карте:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни...
Прочла и еще раз оценила ажурную образность и мелодичную прелесть стиха. Мысленно поблагодарила Яна Томпа, по совету которого она открыла для себя Гильена, и вообще Ян помаленьку приобщал ее к поэзии.
Но ты, у берега моря
стоящий на крепкой страже
морской тюремщик, запомни
валов нарастающих грохот,
язык языков пожара
и ящерицу, что проснулась,
чтоб вытащить когти из карты!
Вчера помполит провел беседу об острове Свободы, на землю которого они вскоре должны были ступить. Татьяна слушала его и думала о многострадальной истории живущего посреди моря небольшого народа. Почти триста лет грабили его богатства потомки испанских конкистадоров, потом на смену им пришли еще более алчные захватчики - североамериканские империалисты. Они подчинили себе экономику страны, навязали ее народу ненавистный компрадорский режим... Татьяна улыбнулась, вспомнив, с каким смаком произносил Воротынцев звучные чужеземные слова: "конкистадоры", "компрадорский", "гирильерос", "мамби"... И в самом деле, слова эти, дома прозвучавшие бы манерно и выспренне, здесь были как нельзя более кстати.
В открытый иллюминатор ворвался вдруг близкий рокот авиационного мотора. Татьяна захлопнула книгу и поспешила наверх. Выбежала на левое крыло мостика, по которому озабоченно прохаживался старпом Алмазов.
- Над нами пролетел самолет? - спросила его Татьяна.
- Американец, - буркнул старпом. - Едва мачту не снес. Экономическая блокада Кубы в действии. Пужают, нервы наши испытывают. Гляньте вон туда, - протянул он ей бинокль, - два серых волка зубы скалят...
Татьяна навела бинокль в указанном направлении и увидела хищные силуэты двух военных кораблей со скошенными назад трубами, они неслышно двигались, окутанные белыми полосками бурунов, словно действительно крались за добычей.
- Отсалютовать флагом! - подал команду Алмазов. Алое полотнище на мачте медленно скользнуло вниз, секунду задержалось на половине и снова заплескалось вверху. Пестрые, как пижамы, флаги военных кораблей даже не дрогнули.
- Спесивые невежи, - презрительно бросил старпом. - По международному праву нам положено салютовать первыми, - пояснил он Татьяне.
- Но мы же торговое судно, - сказала она. - Чего они следят за нами?
- Заявят потом, что мы везли в трюмах ракеты, - усмехнулся Алмазов.
Один из преследователей заметно прибавил ходу, так что пенные усы вспухли возле его носа. Из трубы вырвалась в небо шапка бурого дыма.
- Топлива не жалеют, - сказал старпом.
Американец стремительно приближался. Уже стал слышен надсадный свист его вентиляторов.
Возле репитора гирокомпаса, напряженно согнувшись, замер помполит Воротынцев, судорожно сжав пальцы на рукоятках пеленгатора, словно на пулеметной гашетке. Губы его беззвучно шевелились...
Читать дальше