Александр Плотников - Визитная карточка Флота

На камбузе в клубах пара несуетливо двигалась повариха, или, как ее по-флотски величали, кокша Варвара Акимовна Петрова, дородная женщина, широкоплечая, с крупными и сильными руками.

- Не изловчилась зачерпнуть, плеснула на плиту, - охотно пояснила она, увидев врача. - Море чуток горбатое. Однако проба готова.

Смотря на ее раскрасневшееся, невозмутимое лицо, Татьяна невольно представила себя такой, какой видела в зеркале несколько минут назад: бледно-зеленой, с рыбьими глазами. Словно разгадав ее мысли, Варвара Акимовна заговорила улыбчиво:

- А ты молодец, Танюшка, не укачиваешься. Вон Лидка, наша буфетчица, плавает второй год, до сих пор в хороший шторм пластом лежит... И не обижайся на то, что тыкаю, я тут со всеми так, окромя Семена Ильича, капитана. Все остальные в сыновья мне гожи...

- Ну а я - в дочери, - тоже попыталась улыбнуться Татьяна, но только судорожно дернула щекой.

- И еще прими мой совет: ешь поболе, когда качает. На сытый желудок оно легче переносится. Даже если все из тебя, а ты взамен новую добавку!

Татьяна открыла пробный судок. Наваристый дух вызвал у нее нервическую дрожь. Первую ложку борща проглотила с усилием, словно касторку, но все равно зачерпнула вторую и третью. Заставила себя съесть щепоть истомленного в жиру янтарного плова, запила его полстаканом компота.

Сделав разрешительную запись в журнале, почувствовала, как неудержимо тянет ее наружу, на свежий воздух. Все равно, что там ее ждет - холод, ветер или дождь, лишь бы расправить стесненную грудь, освободить голову от тяжелого гнетущего дурмана.

Татьяна почти бегом одолела коридор, но осилить запор задраенной по-штормовому тяжелой надстроечной двери не смогла. Опрометью бросилась назад, ворвалась в лазарет, схватив из шкафа кислородную подушку, жадно прильнула к загубнику. Ожогом полоснуло легкие, сразу полегчало, кислород подействовал на нее, как нашатырь на обморочного.

Кто-то несмело постучал в дверь.

- Войдите! - прохрипела она. Но ее не услышали, стук повторился.

- Входите же! - разозлилась она на того, кто стоял за дверью.

- Позвольте, товарищ доктор? - смущенно сказал Ян Томп, переступив порог. В руках он держал графин, наполненный розоватой жидкостью. - Вам нехорошо? - Еще больше растерялся он, увидев ее распростертой на медицинской кушетке. Звякнул горлышком графина о стакан, протянул его Татьяне, второпях плеснув ей на халат. - Выпейте, это газировка с клюквенным экстрактом. Очень помогает...

Она покорно стала цедить сквозь зубы пузырящийся кисловатый напиток, а Ян придерживал стакан широкой, как лопата, ладонью.

- Мы в машине по два графина за вахту приканчиваем, - утешая ее, говорил механик. - Качка ведь на любого действует, только мы стараемся не обращать внимания.

"Хорошо тебе "не обращать", такому здоровущему, - тоскливо думала Татьяна, страшась нового приступа морской болезни. - А тут жить не хочется..."

- Я говорил с вахтенным штурманом, скоро мы повернем на другой курс, станем под волну, качать перестанет. Можно будет спокойно пообедать.

- Можете, Ян, съесть и мою порцию, - криво усмехнулась Татьяна.

- Мне и так положен двойной рацион, - негромко рассмеялся Ян. - Вы знаете, - оживился он, - у нас в мореходке были два - как это по-русски? два закадычных друга, фамилии у них Лаум и Зорин. Их прозвали барометром и вот такую частушку про них придумали:

Лаум скис и чуть не плачет,

Зорин весел, сладу нет,

Значит, в море будет качка,

За двоих умнет обед.

Лаум радуется лихо,

Зорин хмурится в тоске,

Значит, в море станет тихо,

Камбуз будет на замке.

Смешно, правда? А теперь тот самый Зорин, который ел, работает в портнадзоре на берегу, а тот самый Лаум, который укачивался, плавает, как и я, вторым механиком в Латвийском пароходстве. Вы заметили иронию судьбы?..

Татьяна слушала его забавный мягкий выговор, почти не осознавая смысла слов, почему-то ей становилось легче.

Судно вдруг резко накренилось на один борт, мелкой дрожью заколотились переборки, тоненько дзенькнула пробка в графине.

- Ага, вот и поворот! - обрадованно воскликнул Ян. - Теперь до самого Рюгена будем катить как по асфальту.

Действительно, качка сразу же прекратилась, щеки Татьяны стали розоветь, она поднялась с тахты и благодарно улыбнулась Томпу.

- Вы собирайтесь, доктор, а я минут через двадцать приглашу вас в кают-компанию, - сказал он, поднимаясь.

Во главе широкого обеденного стола восседал капитан, худощавый по-юношески человек с жестким бобриком светло-русых волос, только внимательный взгляд мог заметить в них добрую примесь седины. Когда Татьяна представлялась ему, решила: капитану где-то около сорока, и поразилась, узнав, что тому уже за пятьдесят и тридцать из них отданы морю.