Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

И еще одна черта, делающая рассказ о нем особенно живым. О нашем герое, как нарочно, писали его близкие знакомые: Полибий — его названый отец, Рутилий — близкий приятель, Люцилий — друг, Семпроний Азеллион — офицер. Более того. Цицерон воспитывался среди его ближайших друзей. В их кругу о Сципионе вспоминали так, как мы вспоминаем родителей, дедушек и бабушек. Цицерон знал его привычки, его острые слова, его манеры. Он видел его перед собой как живого. «Сципиона Младшего… мы знаем… по свежим следам», — пишет он (Cic. Tusc., IV, 48). Вот почему рассказы о Сципионе кажутся иногда не историей, а настоящими мемуарами. Мы порой смотрим на него не как на политического деятеля, но как на близкого друга. Мы видим его застенчивым мальчиком, потом юношей и, когда он становится великим полководцем, воспринимаем это с изумлением, словно слыша о подвигах с детства знакомого нам человека.

Цель моей книги — оживить людей той далекой эпохи, чтобы вновь зазвучали их голоса. Я пишу не политическую, не экономическую, не социальную историю — я хочу рассказать, как жили римляне: какая у них была семья и как они воспитывались, как они воевали и как справляли триумф, как добивались они благосклонности народа и как хоронили своих мертвых, как они говорили друг с другом и как держали себя, наконец, чем увлекались и о чем горячо спорили в своих тенистых садах. Мою мечту могут выразить слова Блока:

И последнее. Я постоянно сталкивалась с одной трудностью. Я задумывала эту книгу до некоторой степени как продолжение первой. Ведь это повесть о событиях, случившихся через 50 лет после описанных в моей первой книге. Те, кого я оставила мальчиками, стали зрелыми людьми, дети моих прежних героев выросли и совершают великие дела. Как же быть? Повторять целые пассажи из той книги казалось мне неуместным, с другой стороны, каждый раз отсылать к ней читателя значило бы убить самостоятельную ценность второй. Я пошла по среднему пути, наверно, не всегда самому удачному Некоторые события, без которых понимание моего рассказа невозможно, я позволила себе описать заново. Но я не стала объяснять, кто такие Катон или Масинисса.

В заключение я хочу выразить самую глубокую благодарность всем тем, кто помогал мне, советом или дружеским участием при написании этой книги — в первую очередь И. Г. Башмаковой, В. О. Бобровникову и И. Бобровниковой — моим первым читателям, таким внимательным и придирчивым и вместе с тем таким снисходительным и кротким, которые столько раз пускались со мной в увлекательные путешествия по Древнему Риму. [1]

Римский патриций старых нравов. Воспитание старое и новое. Римский турист в Греции. Триумф. Рим глазами образованного грека. Римская молодежь знатного происхождения. Обычный способ добиваться популярности. Выезды римских дам, их наряды и колесницы. Имущественные вопросы.

В доме знатного римлянина. Обеды и развлечения. Римский театр. Комедия. Детективная история одного знаменитого поэта. Похороны знатного человека — обряд, поминки. Римский астроном. Путешествие по Италии: харчевни, цены. Война и набор войска.

В то время как отшумели грозы великой Ганнибаловой войны и римляне вокруг себя и впереди видели, казалось, одно радостное, ничем не омраченное счастье, жил в Риме один знатный патриций Люций Эмилий Павел (род. ок. 230 г. до н. э.). Эмилии — очень старинный род, такой старинный, что корни его уходят вглубь веков, еще до основания Рима, чуть ли не к самому Энею. Сам Люций был сыном того самого Эмилия Павла, который командовал римским войском во время злополучной битвы при Каннах. Судьба этого полководца величественна и печальна. В то время народ выбрал консулом Варрона, дерзкого выскочку-плебея. Сенат боялся, что Варрон погубит армию, и, чтобы спасти положение, решил выдвинуть в консулы Павла. То был опытный полководец, благородный и честный человек, однако с ним случилось тяжкое несчастье. За несколько лет до того он одержал блистательную победу, отпраздновал триумф, однако вскоре его обвинили перед судом в утайке части военной добычи. Обвинение это было ложным, но он был признан виновным, считал себя навеки опозоренным человеком, удалился от дел и впал в глубокое уныние. Когда сенаторы предложили ему стать консулом, он сперва отказывался, предчувствуя, что это принесет ему великое горе. Только чувство долга перед родиной заставило его принять на себя это тяжкое назначение. Но он не смог спасти римскую армию. Варрон вопреки здравому смыслу, вопреки совету коллеги дал битву Ганнибалу. Римляне были разбиты. Среди моря крови и смерти один молодой патриций, скакавший на коне, увидел окровавленного человека, который неподвижно сидел на камне. Вглядевшись, он узнал консула Эмилия Павла. С внезапным порывом юноша воскликнул: