Вот и о боеприпасах, хранящихся на открытых площадках, побеспокоилось начальство, или как? Неужели, не укрыли на всякий случай, даже брезентиком? Все, была бы какая-никакая, а все ж таки, защита: и от палящих лучей солнца, да, и от разных атмосферных осадков, типа дождя,
«Около трех часов ночи с постов наблюдения и связи в районе Евпатории и на мысе Сарыч донесли: слышен шум моторов неизвестных самолетов. Они летели над морем в направлении Севастополя. В 3.07 шум моторов услышали уже с поста на Константиновском равелине. В городе еще до этого проревели сирены воздушной тревоги. Вот-вот зенитчики должны были открыть огонь — приказ об этом начальнику ПВО флота полковнику И. С. Жилину был отдан начальником штаба флота контр-адмиралом И. Д. Елисеевым, как только стало ясно, что неизвестные самолеты приближаются к главной базе…»
Опять неизвестные самолеты, но здесь, похоже, действует «боевое генеральское братство»: раз вышестоящее начальство сказало, что самолеты — неизвестные, то и все подчиненные должны продублировать эти слова. (Жуков в своих мемуарах отметил же, что «самолеты неизвестные» — по сообщению Октябрьского. Значит, так тому и быть!) Позже, когда якобы, сбили два самолета, ведь стало же известно, что самолеты были немецкими, да и после войны столько времени прошло — было, время подумать. Так нет: и через двадцать лет в мемуарах талдычат — «неизвестные самолеты». Одним словом — генералы!
А может напрасно так, на Николая Михайловича-то подумал? Насчет неопознанных самолетов? Он, видимо, для красного словца присочинил, что сбили два немецких самолета, а скорее всего, не сбили ни одного. Но ведь не напишешь же, такое? Хороша, однако, ПВО базы и зенитная артиллерия кораблей. Не сбить ни одного самолета при таком массированном налете на базу Черноморского флота! Поэтому и отделалось «неизвестными» самолетами вышестоящее начальство, так как не на что было посмотреть. А с земли опознавательные знаки были, видимо, трудно различимы.
К тому же, Кулаков, через много лет спустя мог и присочинить о сбитых самолетах, так, немного, для поднятия престижа родного флота. Но менять «неизвестные» самолеты на «немецкие» — не решился. Это же официальная точка зрения. А мнение высокого начальства надо уважать. Так и летят по Истории войны «неизвестные» самолеты над Севастополем 22 июня 1941 года.
«В эти минуты командир одного из дивизионов зенитно-артиллерийского полка, прикрывавшего Севастополь, соединился по телефону с командующим флотом. Очень волнуясь, он сказал, что не сможет решиться открыть огонь: а вдруг самолеты наши и тогда ему придется отвечать за последствия.
Ф. С. Октябрьский потребовал прекратить неуместные рассуждения и выполнять приказ.
— В противном случае, — закончил командующий, — вы будете расстреляны за невыполнение боевого приказа.
Этот эпизод показывает, насколько трудно было некоторым нашим товарищам быстро «переключить себя» на войну, осознать до конца, что она уже стала реальностью. Но я упоминаю об этом случае также и потому, что в отдельных военно-исторических произведениях появлялись утверждения, будто какие-то колебания насчет того, следует ли открывать огонь, возникали у командующего Черноморским флотом. Как человек, находившийся рядом с ним, могу засвидетельствовать, что никаких колебаний и сомнений на этот счет у Ф. С. Октябрьского не было…»
Очень интересный эпизод, характеризующий наших младших командиров, ни как слепых исполнителей команд вышестоящего начальства, а как думающего, рассуждающего и способного оспорить решение вышестоящего начальника, если ему показалось нецелесообразным выполнять полученный приказа. Здесь нет никакого противоречия воинскому уставу. Разве лицо, командного состава, получившего боевой приказ свыше, не вправе уточнить поставленную перед ним боевую задачу? С другой стороны, каким же должен быть простым и ясным в понимании поставленной задачи приказ, чтобы у подчиненного не возникало по нему никаких дополнительных вопросов?
В нашем случае, разве начались военные действия с той же, Германией, к которым готовился флот? А здесь, вообще, не вполне ясно читается, чьи самолеты приближаются к Севастополю. Так почему же у командира зенитно-артиллерийского полка не могло возникнуть сомнение по этому поводу? Он же приказ получил не лично от Ф.С.Октябрьского, но, тем не менее, не побоялся позвонить на командный пункт и удостовериться в правильности, поставленной перед ним боевой задачи. Думается, что он тоже не первый день на воинской службе и понимает, что неплохо бы, для начала, поднять в воздух авиацию, чтобы та определила, чьи же самолеты на подлете к Севастополю? А уж разобравшись, служба ПВО свою задачу выполнит. Ну, и как, объяснил ему вице-адмирал Октябрьский поставленные перед ПВО задачи? Более того, пригрозил расстрелом! А круто, насчет расстрела, за попытку выяснить, правильность поставленной боевой задачи? Как это знакомо — о наших генералах-адмиралах: молчать и не рассуждать! И это в тот момент, когда нам все уши прожужжали о том, как Сталин, якобы, запретил открывать огонь из всех видов оружия, чтобы, дескать, не поддаться на провокацию со стороны Германии. А здесь, извините, Октябрьский плюет на все эти «вышестоящие указания» и отдает приказ на открытие огня «по неизвестным самолетам» нисколько, видимо, не волнуясь от последствий принятого решения. А что ему переживать? Приказ-то, об открытии огня по «неизвестным самолетам» он получил из Москвы от самого Жукова. А какое рвение проявил! Сходу пригрозил расстрелом командиру зенитно-артиллерийского полка. Видимо, чтобы тот был более покладистым и не спутал Октябрьскому планы «обороны» Севастопольской базы Черноморского флота. Это притом, что Николай Михайлович Кулаков упомянул, что наши самолеты готовы были взлететь!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу