Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

В-четвертых, и это особенно важно. Почему не зафиксировано прибытие в кремлевский кабинет самого Сталина? Это же не его личная вотчина, а государственное учреждение? Или зачем его фиксировать — он же Сталин!

Что же имеем в «сухом» осадке? Сомнения? Да! И можем ли мы теперь, абсолютно точно сказать, что Сталин был в Кремле? То, что предложено публике как «Журнал…», назвать документом можно с большой натяжкой. К тому же сам «документ» требует пояснений и дополнений. А ведь неспроста все это покрывается дымовой завесой? Я могу понять историков — патриотов грудью вставших на защиту вождя трудового народа с призывом: «Руки прочь — от Сталина!» и не желающих обращать внимание на отсутствие трех дней в «Журнале», но хотел бы заметить, что отсутствие в Кремле 22 июня и в последующие дни, товарища Сталина, ну, никак не умаляет достоинство этого великого человека. Даже, скажем, совсем наоборот. Его отсутствие, лишний раз подчеркивает, с какой смертельной опасностью ему пришлось столкнуться в те первые, трудные и трагические июньские дни и проявить небывалое по силе мужество и стойкость. К тому же, не явился ли, и божий перст судьбы, спасая Сталина для России. Ведь погибни Сталин в начале войны, вряд ли бы мы сейчас дискуссировали на эту тему.

А с этим «Журналом» просто беда. Даже серьезные историки ссылаются на него как на бога: никто не видел, но все знают, что есть. Чтобы разрешить все сомнения, взяли бы товарищи архивисты и привели читающей публике фотокопии данного «Журнала» или «Тетради»: титульную обложку, да пару листов, например, 22 и 23 июня 1941 года. Однако, такого очевидного решения не наблюдается и до сих пор. Почему? По всей видимости, оригинал далеко не соответствует опубликованным «документам».

Хочу привести отрывок из книги Андрея Павловича Судоплатова, сына известного руководителя службы аппарата НКВД П.А.Судоплатова. В патриотизме Павла Анатольевича сомневаться, вроде бы, нет оснований. Однако он тоже хочет нас убедить в том, что Сталин был в Кремле 22 июня.

« В разных книгах, в частности в мемуарах Хрущева, говорится об охватившей Сталина панике в первые дни войны. Однако мой отец утверждал, что не наблюдал ничего подобного. Сталин не укрывался на своей даче».

Нас, как вы понимаете, в данный момент не интересует моральный облик вождя: испугался Сталин или нет? Нам важно было получить свидетельство самого Павла Анатольевича Судоплатова. Смог бы он подтвердить, что Сталин был в Кремле 22 июня? Но, увы! Этого, к сожалению, нет. А его сын, Андрей Анатольевич, вдруг сворачивает на наезженную колею сторонников «Журнала», патриотизм которых выше всяческих похвал.

«Опубликованные записи кремлевского журнала посетителей показывают, что он регулярно принимал людей и непосредственно следил за ухудшавшейся с каждым днем ситуацией. С самого начала войны Сталин принимал у себя в Кремле Берия и Меркулова два или три раза в день. Обычно они возвращались в НКВД поздно вечером, а иногда передавали свои приказы непосредственно из Кремля».

Вот так во всем и всегда. Мы о Фоме, а нам о Ереме. Что утверждает сам Судоплатов-отец? Сталин, видите ли, не поддался панике, как ложно утверждал Хрущев. Опять происходит очередная подмена понятий. А ведь, мог сказать Павел Анатольевич о Сталине, правду, но как видите, деликатничает. Делает реверансы официозу. Сын, тоже подсунул нам «Журнал». В таком случае, лучше бы представил «Воспоминания» Берии и Меркулова о первом дне войны. Они же видели Сталина два или три раза в день.

По нашей теме, есть еще материал, связанный с руководителем внешней разведки Фитиным. О нем рассказывал бывший разведчик Ю.А.Колесников в беседе с журналистом «Итоги» А.Чудодеевым. По ходу рассказа Юрий Антонович коснулся темы начала войны и поведал, как встретил первый день войны его начальник Павел Михайлович Фитин.

«Уже 22 июня, ранним утром, Фитину позвонили на дачу, чтобы он срочно выехал в Москву на доклад к Сталину. По дороге в столицу Павел Михайлович видел идущих по дороге радостных выпускников десятых классов и спросил сам себя: «Неужели «Старшина» был не прав?» («Старшина» — агент советской разведки. — В.М.)

Но когда он вошел в наркомат, дежурный сообщил ему, что германские войска перешли границу с СССР. Слово «война» в тот момент старались не произносить. Уже гораздо позже Фитин признался мне, что, как ни странно, он в тот момент чувствовал себя самым счастливым человеком. «Почему? — спросил я. — Разве можно было радоваться началу войны?» — «Если бы немцы хотя бы на день перенесли наступление, то меня, наверное, не было бы в живых», — последовал ответ. И он не лукавил — Сталин не прощал неточностей».