Олег Попцов - Хроника времён 'царя Бориса'

Отличительной чертой Ельцина, когда он вторично высадился на континент, именуемый политикой, был образ человека без команды. Немыслимо, но факт. Рядом с ним оказалось несколько преданных ему людей, таких, как Лев Суханов, Виктор Илюшин, кое-кто из личной охраны - вот и все. Остальные - некая стихия, толпа, жаждущая своего кумира. Горбачев уже "двигался с ярмарки", Лигачев был до отчаянья одноцветен, Политбюро - мир теней на выставке собственных саркофагов. И вдруг, в эпицентре политических страстей - бунт. У Ельцина не могло быть команды в привычном смысле этого слова. Свердловск далеко, да и осмысленного ядра в пересчете на управление республикой не существовало. Он всегда шел в политику не от каких-либо сил, а как бы от себя лично. Не случайно, что, когда образовалась Межрегиональная группа, она образовалась не вокруг Ельцина, а вокруг Сахарова. И они, ещё в столкновениях, нелицеприятных разговорах, решали: вовлекать Ельцина в круг единомышленников или воздержаться. В этом случае доминирующей оказалась точка зрения Полторанина. Именно Полторанин и отчасти Попов соединили два понятия - Ельцин и Межрегиональная группа. Интеллектуалы, интеллигенты поначалу сторонились Ельцина, его жестковатости, провинциальности. Но была ещё одна причина, объяснявшая отсутствие команды. Разумеется, московский период в политической карьере Ельцина, будь он более длительным и благоприятным, мог заложить основы команды Ельцина. Он стал туда подтягивать силы из Свердловска. Но, во-первых, серьезных сил не было, а во-вторых, он полагал, что совладает с Москвой и уж тогда... Партократические легионы Москвы встретили Ельцина в штыки. Свердловского пришельца блокировали. Его бунтующее новаторство встретило глубоко эшелонированное сопротивление. У каждого члена Политбюро был свой клан, своя система связей, пронизывающая сверху донизу весь партаппарат, политические и государственные структуры самой Москвы. По сути, аппарат Москвы, управляющий городом, и столичный бюрократический мир напоминали сиамских близнецов, имеющих общую кровеносную систему. Стоило Ельцину тронуть транспорт, строительство, торговлю, как это мгновенно отзывалось в высших эшелонах власти. По словам самого Ельцина, его разум не мог представить таких масштабов предательства, которое было совершено по отношению к нему московским партийным окружением. Москва лишила Ельцина возможности создать команду.

Затем выборы в союзный парламент. Чуть позже - на съезд России. Команда, организующая выборы, и команда, управляющая страной, это разные команды. В этом феномен Ельцина и его драматизм. Он не был лидером сложившейся политической группы, он не вышел из её нутра. Скорее, группа арендовала его.

После смерти Сахарова начальный демократический пул мог развалиться. Ему нужен был таран, скала, которая была бы твердой и заметной. Таким человеком-скалой оказался Ельцин. Он был незаменим для бунтаря. Видный партийный функционер, личное открытие Лигачева, который по поручению Горбачева пустился на поиски лиц, способных обновить закостенелое Политбюро. Ельцин и в эту стихийную оппозицию пришел слегка упираясь, постигая её интуитивно, не во всем доверяя ей. По натуре он человек, долго присматривающийся к людям. Это объяснимо. Предательство неизменно заражает человека подозрительностью. Политическая ситуация изменялась стремительно. Времени на взвешивание не было, отсюда появление в окружении будущего Президента случайных, не отсеянных результативным делом людей.

Шахрай возник на I съезде. Ельцин по складу практик. Законодательный Олимп не его амплуа. Он поставил перед собой цель и достиг её. Председатель Верховного Совета - высшая ступень главенствующей власти. Над ним, в пределах республики, уже никого нет. И тем не менее это не его власть, не свойственная его натуре. Его утомляет многословие законов, процедурные препирательства.

Идею президентства на взрыхленную почву суверенных пристрастий уронил Горбачев. Россия искала точку опоры, и собственное президентство могло оказаться такой опорой. Нечто подобное пережил и сам Горбачев. Хотя парламентская стезя ему была ближе - все-таки Московский университет, юридический факультет. У Ельцина самая практическая специальность - он строитель. У него и сознание фрагментарное, блочно-панельное. Он должен осязать результат. Оказавшись во главе законодательной власти, в юридическом вакууме, не в смысле отсутствия юристов-парламентариев, они были, а в смысле полного неведения: кто эти люди, с кем они? На I съезде его подручным юристом был Исаков. Он помогал Ельцину отработать первичные навыки. Глава законодательной власти делал это провинциально, но упрямо. Возможно, Ельцин, к тому времени уже хлебнувший столичных невзгод, но не утративший своего провинциального замеса, пожелал иметь рядом более уступчивого, сговорчивого с ним, с Ельциным, человека.