Александр Елисеев - Как обуздать олигархов

Но вот в политическом плане он пытался вести себя как можно более независимо. Так, в начале 1919 года Колчак отверг требования французского генерала Жанена, который хотел стать верховным главнокомандующим всех белых войск Сибири. В апреле того же года Колчак настаивал на выводе американских войск с Дальнего Востока, обвиняя их в контакте с большевиками. (На юге России наблюдалось нечто похожее. Деникинская контрразведка обвиняла в сношениях с красными французского представителя Фрейденберга. Хитрые «западники», как уже отмечалось выше, не желали класть все «яйца» в одну «корзину».)

А в сентябре адмирал отказался вывести белые войска из Владивостока, на чем настаивали «союзники».

«Друзья» из Антанты не желали чрезмерного усиления белых и серьезно тормозили их деятельность по укреплению тыла. Во время расширения зоны французской оккупации на Херсон и Николаев (1919 год) французы запретили устанавливать в этих городах белогвардейскую администрацию. В результате в том же самом Николаеве действовало пять «властных» структур, среди них — два совдепа — рабочих и солдат. Причем французы спешно эвакуировались при первой же опасности со стороны красных, имея трехкратное преимущество перед ними. В качестве «утешительного приза» беглецы прихватили русские военные суда и ценности госбанка.

Вокруг Гражданской войны, как, впрочем, и вокруг любого другого значимого исторического события, нагромождено огромное количество лжи и еще большее количество недомолвок. Особенно здесь выделяется вопрос о виновности разных политических субъектов: «Кто развязал войну?» На него отвечают по большей части неудовлетворительно, называя в качестве основных виновников то белых, то красных. В советское время, конечно же, в виновных ходили белые (причем неизменно уточнялась классовая природа Белого движения, которое якобы защищало интересы буржуазии и помещиков). Сегодня в виновных ходят в основном уже красные, которым зачастую приписывают элементарный садизм, объясняя гигантские исторические сдвиги сдвигами психологическими.

Между тем Гражданская война вряд ли была возможна, если бы не вмешательство внешних, иностранных сил, которые сыграли решающую роль в эскалации общенационального конфликта. Белое движение до лета 1918 года практически не пользовалось поддержкой и представляло собой некий национал-либеральный анклав на юге России. Идти воевать за этих «непредрешенцев», надеявшихся на новое Учредительное собрание, никто, в общем-то, не хотел. Одни не видели смысла воевать за белых демократов, многие из которых, такие как М. Алексеев, были ответственны за свержение монархии. Другие просто не желали рисковать во имя любых политических идеалов.

Как это ни покажется прискорбным для многих нынешних национал-романтиков, но действенной вооруженной оппозиции большевикам не было в течение полугода после их прихода к власти — за исключением горстки искренних патриотов-энтузиастов на Дону, которых воспринимали как чудаков. В мае 1918 года Добровольческая армия насчитывала тысячу офицеров и 5–7 тысяч солдат и казаков. Она не имела ни оружия, ни продовольствия. Но самое главное — ее почти никто не собирался поддерживать — даже большинство офицеров, бежавших на юг «от большевизма».

Предоставим слово А. И. Деникину, которому, как говорится, было видней: «Ростов поразил меня своей ненормальной жизнью. На главной улице, Садовой, полно фланирующей публики, среди которой масса строевого офицерства всех родов оружия и гвардии, в парадных формах и при саблях, но… без отличительных для добровольцев национальных шевронах на рукавах!.. На нас, добровольцев, как публика, так и „господа офицеры“ не обращали никакого внимания, как бы нас здесь и не было!».

Каковы же были причины подобного равнодушия? Это уже разговор особый. Очевидно, что в качестве главной причины надо назвать недоверие русских к либерализму. Мало кто хотел заполнять кадетским парламентаризмом вакуум, образовавшийся после крушения самодержавия. Большая часть нации склонилась к социализму, в разных его вариациях, поскольку он воспроизводил, пусть и в донельзя искаженной форме, религиозные идеалы братства и справедливости. Другая часть просто отказалась выбирать какую-либо версию (либеральную и социалистическую) модерна, она ушла в отчужденность от любых форм политики и государственности. (Что же до монархизма, то его лидеры, в большинстве своем, находились в некоей прострации и оказались неспособными сформулировать его задачи в новых исторических условиях.)