Александр Елисеев - Как обуздать олигархов

Тем не менее вожди Белого движения не имели четкой политической ориентации, надеясь на волю будущего «национального собрания». Большая их часть склонялась к конституционной монархии.

Вне всякого сомнения, белые были настоящими патриотами России. Но могли ли они победить в тех исторических условиях? Вряд ли. В конце концов, и сами «союзники» поняли, что дальнейшее затягивание войны уже невозможно и грозит серьезными, невосполнимыми затратами. Тогда они прекратили всякую помощь Белой армии. Более того, в Сибири чехословаки, с согласия Антанты, передали адмирала Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, который потом выдал его на расправу большевикам. Было время, когда белые могли эффективно противостоять красным, используя свое умение воевать (Деникин наступал на Москву, имея соотношение сил один к четырем — не в свою пользу). Но все погубила недальновидная и ошибочная политика белых. Они так и не смогли привлечь на свою сторону значительную часть русского народа, ибо не предложили им оформленного политического идеала.

Большевики были вполне конкретны с их диктатурой пролетариата, замаскированной под власть Советов, тогда как белые укрывались за «непредрешенчество», считая, что вопросы общественно-государственного устройства должно решать народное представительство. Причем они были не способны как следует преподать и те немногие достижения, которыми можно было бы похвастать. Например, текст врангелевского закона о земле, оставляющего землю крестьянам, был отпечатан тиражом всего в 500 экземпляров. Причем какие-то «рачительные» люди догадались продавать его.

А чего стоили такие шедевры Осведомительного агентства (ОСВАГа), как плакаты, изображающие дородную даму в кокошнике, которая поражает мечом большевистское чудище? Пропаганда белых была совершенно беззубой и не способной привлечь на свою сторону кого бы то ни было.

Управление тылом у белых было организовано из рук вон плохо. Во многом этому способствовала его децентрализация. Так, на юге России властные функции были рассредоточены по разным городам. Вереде государственных служащих процветала дикая коррупция, которая охватывала все уровни. Причем вызвана она была до смешного мизерным размером жалованья (300–600 рублей, при этом фунт хлеба стоил 20 рублей). Апогеем коррупции стала продажа при Врангеле русского торгового флота — под видом металлолома.

Понятно, что коррумпированность чиновничества только облегчала работу большевистского подполья. С этим подпольем, конечно, боролись, но недостаточно эффективно, хотя полиция — государственная стража — составляла аж 78 тысяч человек. Весьма низким уровнем отличалась и контрразведка, многие сотрудники которой погрязли не только в коррупции, но и в грабежах и разбое. Так, состав одесской контрразведки в 1919 году менялся три раза. Существовали даже т. н. «дикие контрразведки», которые никому не подчинялись, но действовали от лица власти. И действия их носили сугубо криминальный характер.

Вообще зачастую «эксцессы» белого террора были следствием произвола отдельных лиц и структур, тогда как у красных террор носил целенаправленный характер и был умело организован сверху. В этом плане особенно показательны действия сибирских атаманов, таких, как Г. Семенов, которые сочетали политику с грабежом. Впрочем, своя «белая» атаманщина была и на юге России. Тут уже выделяется фигура А. Шкуро. Впрочем, произвол отдельных лиц далеко не всегда носил криминальный характер. В пример можно привести генерала Я. Слащева, который приказал повесить в Джанкое группу профсоюзных лидеров, до этого полностью оправданных военным судом. Слабостью Белого движения, вне сомнения, была его дезорганизованность.

Белое движение не смогло бы победить — даже в том случае, если бы оно выбило большевиков из Москвы и Петрограда. У него не хватило бы сил для того, чтобы объединить все российские территории. Прошел бы именно китайский вариант, о котором было сказано выше: перманентная война коммунистов, националистов и сепаратистов. Такая война сделала бы Россию предельно зависимой от различных внешних сил, которые держали бы ее в состоянии раздробленности неопределенно долгий срок.

Поэтому победа красных, как это ни парадоксально, была, на тот момент, единственно приемлемым вариантом. Коммунисты сумели восстановить единство Российского государства, хотя и облекли его в довольно экзотические формы.

В то же время было бы неверным на этом основании проводить историческую реабилитацию большевизма, преувеличивая государственный прагматизм красных, как это делают некоторые левопатриотические авторы (С. Кара-Мурза и др.). Подобно советским историкам, они склонны объяснять «крайности» военного коммунизма обстоятельствами военного времени. Дескать, военный коммунизм вовсе не был программой преобразований, а ставил перед красной Россией задачи мобилизационного характера.