Александр Елисеев - Как обуздать олигархов

Не менее, а то и более страшным, чем крепостничество, был сельский капитализм, который разложил деревню, подготовил ее к братоубийственной войне. Освобождение крестьян, будучи правильной по общему замыслу мерой, на практике привело к тому, что мужики остались со своей свободой один на один. И вместо сыновней (в большинстве случаев) зависимости от барина попали под жесточайшую деспотию городской и сельской буржуазии. Ситуацию в пореформенной деревне великолепнейшим образом охарактеризовал радикальный консерватор С. А. Нилус. Он ужасался тому, что русская деревня отдана на откуп выборным лицам, старостам, которые суть последние люди в общине. «…Рваный пиджак деревенского полуотщепенца с луженой спиртом глоткой, — досадовал он, — а за его спиной — кулак-мироед, вся сила которого… заключена в лишнем поднесенном стаканчике».

Подобные же наблюдения делали идеологи национал-консервативной организации «Кружок дворян, верных присяге». Согласно им, после 1861 года крестьяне стали злоупотреблять свободой и «для отдельного крестьянина „мир“ быстро стал теми же ежовыми рукавицами, только в несколько иной форме: отдельные домохозяева обезземеливаются по капризу „мира“ или же на них наваливался непосильный надел». Новым хозяином жизни стал кулак, выборные лица опустились до самой примитивной («водочной») коррупции, сироты и убогие лишились защиты под угрозой полного разбазаривания.

Справедливости ради нужно сказать, что народники жестко критиковали сельский капитализм и кулачество. (В то же время консерваторы, в массе своей, не избежали искушения сделать совершенно проигрышную ставку на «крепкого хозяина».) И в этом была грандиозная сила народничества. Однако левацкий нигилизм все-таки сделал его безоружным перед злейшим врагом — западническим марксизмом.

Марксизм сумел предложить обществу еще более нигилистическую идею. Он признавал необходимость капитализации России, а капитализм для русских — еще большая утопия, чем коммунизм. На определенном этапе неонародники — эсеры — признали правоту ортодоксальных марксистов — меньшевиков. Последние считали, что России предстоит длительный период развития капиталистических отношений, который и сформирует в стране многочисленный и сознательный рабочий класс. По мнению меньшевиков, лишь после исчерпания всех потенций капитализма можно будет говорить о каких-либо настоящих социалистических преобразованиях. Эсеры склонились на сторону меньшевизма, в результате чего самая многочисленная, крестьянская партия в стране признала идейное руководство гораздо менее популярной партии меньшевиков, опирающейся на часть социалистической интеллигенции и отдельные круги высококвалифицированных рабочих. Находясь в плену у буржуазно-либеральных мифов, меньшевики и ведомые ими эсеры сделали ставку на парламентскую демократию, а парламентаризм в России не проходит. «Учредилку» ненавидели красные и белые, что и предопределило ее бесславный конец, который был и концом эсеровско-меньшевистского движения. А между тем эсеры могли бы победить — выбери они модель русского социализма, основанного на просвещенном авторитаризме, земском самоуправлении и артельном коллективизме.

В этом плане гораздо дальновиднее оказались большевики. Ленин решил не дожидаться, пока Россия пройдет весь путь капиталистического развития. Он даже утверждал, что первыми цепь мирового капитала разобьют страны со «средне-слабым» уровнем развития. Они, дескать, уже обладают пролетариатом, но буржуазный строй здесь так и не сумел укрепиться в достаточной степени, поэтому его сравнительно легко сокрушить. Таковой страной Ленин назвал Россию, где ему и удалось совершить победоносную антикапиталистическую революцию. При этом большевики отказались от парламентаризма в пользу советовластия. Правда в скором времени оно было заменено партийной диктатурой, но даже эта модель оказалась гораздо более живучей, чем парламентаризм.

По сути дела, Ленин выступил как полународник, который лишь выдавал себя за ортодоксального марксиста. На самом деле к Марксу были ближе всего именно меньшевики с их идеей полномасштабного исчерпания ресурсов капитализма. Об этом было бы не лишним задуматься нынешним последователям Ленина. Но они продолжают жевать всю ту же марксистскую жвачку, сочетая ее с той политической практикой, которую сам Ильич в сердцах называл «парламентским кретинизмом».