Вячеслав Манягин - Герои и подлецы Смутного времени

Эта обширная цитата, замечательно характеризуя сложившуюся ситуацию, умалчивает о некоторых существенных ее моментах. Прежде всего, кто были те олигархи, которые «не раз волновали народную стихию»? А, во-вторых, олигархи, как пауки в банке, не могут «почить на лаврах» до тех пор, пока один из них не захватит всю высшую власть в стране. Не «олигархи с Шуйским во главе вдруг очутились лицом к лицу с народной массой», а те олигархи, кого опередил в борьбе за престол Василий Шуйский, в очередной раз подняли волну «народного недовольства» с целью свалить своего более удачливого конкурента. В XIX веке Платонов не мог назвать сих «олигархов» по фамилии по той простой причине, что их потомки правили Российской империей. Но историк был абсолютно прав, когда написал, что именно с того момента, как Романовы организовали очередное «движение» против очередного царя, смута приняла народный характер.

Заговорщики не учли одного: на протяжении уже десяти лет каждый новый царь приходил к власти все менее легитимным способом, и царская власть все больше и больше теряла свой ореол сакральности, статус «власти от Бога», превращаясь в лакомый приз для тех, кто смел . И когда князь Шаховской, воевода, поставленный от московского правительства, послал самозваному «царевичу Петру Федоровичу» письмо, запечатанное царской печатью, украденной в Москве, призвав «племянника» идти с казаками на помощь своему дяде, «царю Дмитрию», то наверно, не сам мятежный князь, не его патроны-Романовы в столице не думали, что за «Петром» потянутся и другие «племянники» и «сыновья» русских царей.

Но они появились. Нашлось много смелых и осмелившихся солгать перед Богом: «сын» Ивана Грозного «царевич Август», его же «внук» «царевич» Лаврентий, «сыновья» бездетного царя Федора Ивановича – «царевичи» Федор, Клементий, Савелий, Семен, Василий, Брошка (!), Гаврила, Мартын и прочие, словно сошедшие со страниц рассказов Бабеля, – имя им легион. Начавшийся поток самозванцев не пресекался все 300 лет правления династии Романовых – от «царской ладья» в караване Степана Разина и пугачевского «Петра III» и до «чудесно спасшейся в Екатеринбурге» грузинской «Анастасии Романовой», в XXI веке посетившей Москву.

Зимой 1606/07 г. в Московском царстве сложилась весьма запутанная ситуация. С одной стороны, весь юг страны был охвачен антиправительственными выступлениями, отряды мятежников бродили под столицей, препятствуя подвозу продовольствия, у Шуйского не хватало войск для отпора противнику. С другой, благодаря политической интриге и обещанию учесть интересы мелкого дворянства, Шуйскому удалось оторвать от Болотникова Ляпуновых и их сторонников. Москва копила силы и готовила удар. Войско Болотникова соединилось с отрядами «царевича Петра» и засело в Туле. Взять город штурмом Шуйский не смог, но после того, как москвичи запрудили речку Упу, город затопило водой, и осажденные пошли на переговоры. Шуйский пообещал сохранить жизнь вождям мятежников, но обещания своего не сдержал: «царевич Петр» был повешен под Москвой на Серпуховской дороге, а Болотникова сослали в Каргополь, выкололи глаза и тайно утопили. И тут пришло время выйти на авансцену истории очередному фантому.

Когда Болотникова разгромили, организаторы мятежа против Шуйского были вынуждены вновь воскресить «чудесно спасшегося царя Дмитрия Ивановича». Из Московской Руси прибыл на Украину, а затем в Литву (район Витебска) «царевич Петр Федорович» [110] – с целью найти кандидатуру на роль «бессмертного» царя Дмитрия и пробыл там более двух недель. Через несколько месяцев после его приезда именно в этих краях, в Стародубе Северском, объявился «царь Дмитрий» – будущий Тушинский вор [111] .

И если происхождение Дмитрия I и по сей день остается для историков загадкой, то личность Тушинского вора – загадка в квадрате. Костомаров пишет, что по иезуитским источникам этот самозванец был крещеным иудеем Богданкой, служившим секретарем у царя Дмитрия.

По показаниям рославльского воеводы Д.В. Горбатого-Мосальского, самозванец был поповский сын Митька «с Москвы… с Арбату от Знамения Пречистые из-за конюшен… умышлял де и отпускал с Москвы князь Василий Масальский» [112] .