Георг Штайндорф - Когда Египет правил Востоком. Пять столетий до нашей эры

И вот воистину, когда он был еще юношей, он любил лошадей и радовался им. Сердце его делала сильным работа с ними (управление ими), изучение их природы, умение заботиться о них и посвящение в [правильные] способы. Когда это было услышано во дворце отцом его, Хором: Могучим Быком, Появляющимся в Фивах [Тутмосом III], сердце его величества было довольно, когда он услышал это, и он обрадовался тому, что сказано о сыне его старшем, говоря сердцу своему: „Он осуществит господство над всей землей, не подвергнувшись нападению, его ум уже занимает отвага, и он обладает силой, хотя еще только несведущий юноша, мой любимый, и тот, кто еще без понимания и еще не в [том] возрасте, чтобы делать работу Монту. Он еще не сосредоточен на мысли о себе, но он любит силу; это бог вложил в сердце его действовать так, чтобы Египет был сохранен для него, и земля была подчинена ему“. Тогда сказал его величество тем, кто был с ним: „Пусть дадут ему самых лучших лошадей из конюшни моего величества, что в Мемфисе, и скажут ему: „Заботься о них, но пусть они боятся тебя. Пускай их рысью, но останавливай их, если они не слушаются тебя“. После этого царевичу было доверено заботиться о лошадях из конюшни его величества, и он делал то, что говорили ему. Решеф и Астарта радовались ему, потому что он делал все, что желало сердце его. Он тренировал лошадей [так, что не было] им подобных. Они никогда не уставали, когда он брал вожжи, они никогда не потели, даже после долгого галопа. Он запрягал их в упряжку в Мемфисе и останавливался в святилище Хармахиса [Сфинкса]. Он немного медлил там, обходя его и смотря на совершенство этого святилища Хуфу и Хафра. Его сердце желало увековечить их имена, и он напоминал себе об этом, поистине, пока не случилось то, что его отец Ра повелел ему. После этого, когда его величество был коронован в качестве царя… тогда вспомнил он о месте, где наслаждался он вблизи пирамид и Сфинкса, и было приказано, чтобы святилище было построено там, где была установлена стела из белого камня, на поверхности которой было вырезано великое имя Ахеперура, возлюбленного Хармахисом, дающего жизнь навечно“».

Неудивительно, что так воспитанный царевич обладал необычно демократичным складом ума по отношению к своему народу. Похоже, Аменхотеп II всегда поддерживал близкие отношения с друзьями своей юности и окружил себя верными чиновниками, избранными из их числа. Если он назначал кого-то из них на пост в отдаленной части империи, то при случае напоминал ему личным письмом о своем продолжающемся интересе. Сохранившиеся надписи Аменхотепа II о его главных военных кампаниях в соответствии с его характером и воспитанием придают особое значение его личным подвигам и приключениям.

Первый поход фараона, вероятно, был вызван восстанием в каких-то областях Северной Сирии, завоеванных Тутмосом III, включая Тахси близ Кадеша. Из-за него он прошел на север до самого Алалаха, расположенного на великой излучине Оронта, и до Шемеш-Эдома, однако, возможно, не повел свое войско на восток по стопам своего отца, чтобы пересечь Евфрат. Однако Аменхотеп где-то «разбил Нахарину». По дороге домой он захватил Нии и Угарит и заставил сдаться Кадеш и многие другие до сих пор не идентифицированные города Северной Сирии. Будучи в окрестностях Кадеша, увлекающийся спортом фараон какое-то время отдыхал, стреляя по мишеням и охотясь в специально устроенной зоне для состязаний в лесах Ребиу. Позже, возвращаясь в колеснице по долине Шарона, он захватил гонца правителя Нахарины с посланием на глиняной табличке, которая висело у того на шее, и доставил его в Египет «у бока своей колесницы». Вернувшись с богатой добычей и многочисленными пленниками в Мемфис, царь отпраздновал великую победу, которую, как он гордо рассказывает, видела царица. Будучи в восставшей области Тахси, Аменхотеп собственноручно убил семь ее правителей и привез их тела в Египет. В качестве завершающего акта возмездия он повесил их головы на носу своего корабля, плывущего по Нилу, и привез в Фивы. Шесть трупов были выставлены на стене столицы, а седьмой был доставлен в Напату и выставлен там на стене в качестве назидания любым потенциальным мятежникам.

Второй поход ограничился Палестиной, где фараон захватил множество городов (большей частью неустановленных), огромную добычу и не менее 89 600 пленников. После сдачи Итерена и Мигдолиуна добытые там трофеи и пленники были собраны за оградой, которую окружал двойной ров, заполненный пламенем. Царь рассказывает, что всю ночь охранял их «в одиночку с боевым топором в правой руке, не было никого вместе с ним, ибо войско было слишком далеко от него, чтобы слышать призыв фараона». Этот поход произвел глубокое впечатление на державы Западной Азии, ибо, услышав о победах Аменхотепа, «правитель Нахарины, правитель Хатти и правитель Вавилонии подражали друг другу, делая подарки и… прося мира у его величества».