Лев Черепнин - Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Если мы обратимся к духовным грамотам следующего московского князя, Ивана Ивановича, 1358 г., то увидим, что он (хотя и не буквально) повторяет ту же формулу относительно холопов, что и его предшественник: «А хто будеть моих казначеев, и тивунов, и посельских, или хто будеть моих дьяков, что будеть от мене ведали прибыток ли который, или хто будеть оу тых женился, те люди не надобни моим детям, ни моей княгини, дал есмь им волю. Тако же хто будеть моих людии полных, купленых, грамотных, дал есмь им свободу, куды им любо. А детем моим не надобны, ни моей княгини» [862] Там же, стр. 17, 19, № 4. .

Принимая без всякой критики изучаемый текст, мы должны сделать вывод, что за пять лет, прошедших после смерти брата, освободившего всю челядь, великий князь Иван Иванович снова различными путями обзавелся холопами разных категорий (от таких, которые заняли руководящее положение в системе его вотчинного управления, до сельских старост и простых оброчников и барщинников) и тут же завещал сыновьям освободить их после его смерти (как поступил в отношении своих людей его покойный брат). И снова встает вопрос: так ли надо понимать смысл завещания? Чтобы ответить на этот вопрос уверенно в том или ином смысле, рассмотрим остальные сохранившиеся завещания московских и удельных князей.

Распоряжения об отпуске на свободу холопов (в выражениях, близких к тем, которые были процитированы выше) повторяются в духовных грамотах великого князя Дмитрия Ивановича Донского около 1375 и 1389 гг. В духовной грамоте великого князя Василия Дмитриевича 1406–1407 гг. пункт об освобождении холопов сопровождается специальной оговоркой о том, что к вдове завещателя переходят те холопы, которых он передал ей (вместе с полными грамотами) при жизни. В двух последующих грамотах того же князя (1417 и 1423 гг.) имеются дополнительные указания его жене, чтобы она выделила по пяти семей холопов каждой из княжеских дочерей. Пункт о безоговорочном выходе на волю всех холопов находим в завещании вдовы удельного князя Владимира Андреевича серпуховского и боровского, Евпраксии, 1433 г. («а снохи мои и мои внук тех людей по моем жывоте в холопи не ищут», — добавляет завещательница). Великая княгиня Софья Витовтовна в 1451 г. пишет: «А что оу мене, оу великие княгини, колькое людей моих ни есть, и болших, и менших, и яз их всех пожаловала, ослободила есмь их всех, по моем животе въси слободни». В духовной грамоте великого князя Василия II Васильевича Темного фигурирует традиционная для княжеских завещаний фраза о том, что его холопы (казначеи, дьяки, посельские, тиуны) после его смерти «не надобны» его «княгине» и детям. Дмитровский князь Юрий Васильевич в 1472 г. указал, чтобы его «люди», «ключники», «посельские» и «все приказные люди», которые от него «приказ ведали», получили свободу. В духовной грамоте волоцкого князя Бориса Васильевича 1477 г. перечислены семьи холопов, которых он передал своей жене, а в отношении остальных «людей» имеется стандартное указание: «и те все на слободу». По духовной грамоте вологодского князя Андрея Васильевича 1481 г. отпускаются на волю «люди полные, и кабальные, и приказные», по духовной грамоте верейского и белозерского князя Михаила Андреевича около 1486 г. — «люди приказные и страдные». Наконец, Иван III очень кратко воспроизводит в 1504 г. в своей духовной ту формулу, которую употребляли его отец, дед, прадед и более отдаленные предки: «А кто будеть моих казначеев, или кто будет моих дьяков прибытки мои от меня ведали, или тиуни, или поселские, или кто женился у тех, те все не надобе сыну моему Василью и моим детем, Юрью з братьею» [863] ДДГ, стр. 25, № 8; стр. 36, № 12; стр. 57, № 20; стр. 59, № 21; стр. 61, № 22; стр. 73, № 28; стр. 177, № 57; стр. 198, № 61; стр. 224, № 68; стр. 250–251, № 71; стр. 277, № 74; стр. 305, № 80; стр. 363, № 89. .

Совершенно невозможно представить себе дело таким образом, что каждый князь отпускал на волю перед своей смертью всех холопов (ведь в большинстве духовных грамот вопрос ставится именно так, и лишь в некоторых из них делаются оговорки о передаче отдельных холопьих семей наследникам завещателей), а его преемник заново заводил весь административный персонал и всю дворню, с тем чтобы в конце своей жизни снова их распустить. Но нельзя в то же время игнорировать прямые указания источников на предсмертные распоряжения князей о судьбе их холопов. Я считаю, что эти указания (приобретшие в известной мере стандартный характер) надо понимать в том смысле, что уже со второй половины XIV в. применительно к княжеским дворцовым землям вырабатывается общий статус о пожизненности холопства до смерти холоповладельца (тот статус, который в отношении кабальных людей был зафиксирован в указе 1597 г., явившемся законодательным обобщением реальной практики). Однако эта норма, определявшая положение холопов, вовсе не означала, что все холопы по смерти их владельца-князя действительно уходили на волю, так же как введенное с середины XV в. правило о Юрьеве дне как сроке крестьянского «отказа» не означало, что все владельческие крестьяне 26 ноября действительно покидали навсегда своих господ. Пункт духовных княжеских грамот о пожизненности холопства надо понимать в том смысле, что после смерти того или иного князя, согласно его завещанию, совершался пересмотр взаимоотношений: между его несвободными «людьми» (юридически получавшими волю) и его наследниками. При этом многие из «людей» переходили на положение зависимости к наследникам своего умершего господина, т. е. по существу оставались в прежнем состоянии. В пользу правильности предложенной интерпретации положений духовных княжеских грамот о холопах говорит, по-моему, и то обстоятельство, что в случае желания обязательно оставить кого-то из своих людей жене, сыновьям, дочерям и т. д. князь делал об этом специальное распоряжение в своем завещании.