Он надеялся, что Карл X «исправит эту потерю… он не сомневался, что со своей стороны готов внести все возможные средства для продолжения этой работы» [302] Roberts, Swedish Diplomats, pp. 83-4.
.
Однако необходимо сделать два предостережения перед тем как принять, что эти стремления делают справедливой критику, подобную критике Безела, внешней политики Кромвеля. Оба они исходят из отождествления управления Кромвеля внешними делами с его «внешней политикой». Первое замечание состоит в том, что (как мы видели) решения по международным делам принимались не исключительно Кромвелем, а после совещания с Советом. Второе — в том, что «политика» в смысле последовательного ряда решений, основанных на внимательно рассмотренных согласующихся принципах, не отражает способа управления дипломатией во время протектората (возможно, и в любое время). Решения принимались под большим давлением, когда Кромвель и его советники и консулы были обременены многими другими вопросами, безнадежно устали, переутомились от чрезмерной работы, как доносили в нескольких случаях иностранные послы. Кромвель, ка сообщал Бонд 18 апреля 1656 года, «сидел с утра до ночи с некоторыми своими советниками, обсуждая важные дела, не отводя времени даже для еды или питья [303] Ibid., p. 278.
. Позже, в июне 1656 года, Кромвель и его советники справлялись с внешними делами среди большого спора с генерал-майорами о созыве парламента. «Они так сильно заняты, — писал венецианский посол примерно в то время о Кромвеле и его консулах, — что они не знают, на какой путь стать, и у протектора нет времени, чтобы позаботиться о своем доме» [304] Quoted in ibid., p. 278, note.
.
Почти то же самое, возможно, было и в другие периоды существования протектората.
В этих обстоятельствах более полезны подходом к управлению внешними делами был предложенный Дж. Эллиотом, когда он писал об управлении Францией и Испанией:
«Традиционная формулировка мотивации внешней политики государственных деятелей начала XVII века в терминах конфессионализма или государственной целесообразности может быть неправильно понята. (Ришелье и Оливарес) не могли принять ни одну из этих крайних позиций. Они были вынуждены действовать наилучшим образом в серой сфере компромисса, казуистики и двусмысленности, взвешивая политическое преимущество, против религиозных склонностей и указаний совести» [305] J.H. Elliott, Richelieu and Olivares (Oxford University Press, 1984), p. 128.
.
Кромвель достиг политического мастерства с тех пор, как он был наивным членом парламента в 1640–1641 гг., и оно сделало его пригодным для мира международной дипломатии, охарактеризованной этой цитатой. Решения принимались Кромвелем и другими часто в спешке и всегда под влиянием смеси сложных мотивов, и никогда только из-за религиозной идеологии или только из-за национальных интересов.
Кромвелевскими отношениями с голландцами, конечно, управляла смесь мотивов. Слингсби Безел считал, что договор Вестминстера, завершивший англо-голландскую войну в апреле 1654 года, был «разрушительным» для английских интересов, так как Кромвелем управляли его надежды на создание союза протестантских наций, чтобы обеспечить мир с главными торговыми соперниками Англии на слишком мягких условиях. Однако Кромвелем и Советом руководили и другие соображения, кроме религии, во время переговоров с голландцами. Они были особенно заинтересованы в невозобновлении дружбы Оранж-Стюарт, которая могла бы побудить голландцев оказать помощь роялистскому вторжению в Англию. Голландцы даже согласились на секретный пункт, включенный в договор, обязывающий их никогда не позволять члену семьи Оранж становиться губернатором Объединенных Провинций. Кромвель и его советники были также осведомлены о том, что, если война продолжится, то голландцы, возможно, объединятся с Данией и посредством этого сохранят торговые привилегии на Балтике в ущерб английским торговцам. Мир с голландцами, фактически, вновь открыл Балтику для английского флота, и вскоре после этого послы Кромвеля достигли англо-датского коммерческого договора, дающего английским кораблям равные права с голландцами для прохода в Балтику через пролив Зунд.
Английские отношения с Испанией в 50-е годы также нельзя рассматривать с позиции идеологии, выступающей против национальных интересов. Рядом с несомненным религиозным рвением, склонившим его к спору в Совете за войну против Испании, были надежды Кромвеля на извлечение выгоды от захвата испанских кораблей с сокровищами и на то, что военный флот, бездействующий после голландской войны, сам окупит себя, дав работу излишним «160 кораблям, хорошо снаряженным для плавания в море». Безопасность также как обычно имела главное значение в умах протектора и его советников и, возможно, к изменению мнения в Совете после многих споров в пользу сближения (первое было сделано в октябре 1655 года с помощью оборонительного договора) с Францией и за войну с Испанией привело то, что Франция была гораздо более мощным исходным плацдармом для вторжения Стюарта в Англию, чем более отдаленные берега Испании. Когда связи с Францией укрепились наступательным договором в марте 1657 года, для Кромвеля главной стала надежда, что объединенная кампания против испанцев в Фландрии приведет к захвату Дюнкерка (который произошел в июне 1658 года) и, таким образом, обеспечит успешное сопротивление любым стюарто-испанским угрозам английской безопасности с другой стороны Ла-Манша.
Читать дальше