Мэри Рено - Божественное пламя

Царя Зевса - на троне, со скипетром и орлом, - скопировали, уменьшив, с гигантского Зевса в Олимпии. Трон позолочен, одеяние не гнется от самоцветов и накладного золота... Аполлон одет как музыкант, с золотой лирой... Посейдон на колеснице с морскими конями... Деметра в венце из золотых колосьев, окружена мистами с факелами в руках... Потом царица Гера со своими павлинами... Остряки заметили, что супруга Царя Зевса оказалась от него далековато. Потом Дева Артемида, с луком за плечом, держит за рога коленопреклонного оленя... Дионис, нагишом, верхом на пятнистой пантере... Афина, в шлеме и со щитом, только без аттической совы конечно... Гефест с молотом... Арес, пожирая поверженного врага, сурово смотрит из-под шлема с высоким гребнем... Гермес застегивает крылатые сандалии свои... Едва прикрытая развевающейся вуалью, с крошкой-Эросом возле, восседает на троне из цветов Афродита... Многим показалось, что она смахивает на Эвридику. А та еще не оправилась после родов, сегодня не появится.

Фанфары проводили двенадцатую платформу. Пошла тринадцатая.

Статуя Филиппа сидела на троне с орлом на спинке и с леопардами-подлокотниками, придавив ногами крылатого быка в персидской тиаре и с человечьим лицом. Скульптор сделал царя постройнее нынешнего, и без шрамов, и лет на десять моложе, - но в остальном он был, как живой; казалось, вот-вот зашевелится.

Раздались приветственные крики - но как-то нестройно, не дружно. Слышалось в них чье-то молчание, как холодную струю ощущаешь в теплом море. Один старик, селянин, бормотнул другому:

- Надо было б его поменьше сделать, а?

Оба с опаской посмотрели вслед богам и осенили себя древним знаком, отводящим беду.

Следом двинулась македонская знать, вожди; Александрос Линкестид и все остальные. Видно было, что даже люди из самых дальних гор одеты в хорошую тканую шерсть с отделкой по кайме, и золотая брошь у каждого... Старики вспоминали прежние времена, когда ходили в овчинах, и даже булавка бронзовая роскошью была, - вспоминали и щелкали языками, дивясь как быстро всё изменилось.

Звонкие флейты грянули дорийский марш - пошел первый отряд царской гвардии, с Павсанием во главе. Гвардейцы щеголяли в парадных доспехах, улыбаясь друзьям в толпе. Сегодня праздник; никто не требует суровости, как на учениях... Только Павсаний смотрел прямо перед собой, на высокий портал театра.

Затрубили старинные рога, раздались крики "Да здравствует царь!..." теперь двинулся вперед сам Филипп. Белый конь, пурпурная мантия, золотой оливковый венец... Его зять и сын - по обе стороны, отстав на полкорпуса.

Из толпы размашисто показывали фаллические знаки на счастье жениху; пожелания выкрикивали, чтобы деток побольше, здоровеньких... Но возле арки ожидала компания молодежи - те дружно завопили: "Александр!..."

Он улыбнулся и посмотрел на них, с любовью. Много лет спустя, уже генералами и сатрапами, они будут хвастаться этим мигом - а их слушатели молча завидовать.

Замыкал шествие второй отряд стражи. А потом, после всех, пошли жертвы; по одной для каждого бога; первым - белый бык, с гирляндой на шее и с золотой фольгой на рогах.

Из сиянья зари проклюнулось солнце - и всё засверкало. Море, и роса на траве, и хрустальные паутинки на желтом ракитнике; драгоценные камни, позолота, полированная бронза...

Боги въехали в театр. Через высокий портал - и к оркестре. И встали по кругу, каждый возле своего алтаря. Их быстро подняли, установили на постаменты... Тринадцатое божество алтаря своего не имело, но ему здесь принадлежало всё, - его поставили в середине.

Снаружи на дороге, царь подал знак - Павсаний гаркнул команду передовой отряд царской стражи четко разошелся в стороны, развернулся и примкнул к арьегарду, позади царя.

До театра еще несколько сот шагов. Вожди, оглянувшись, увидели, что гвардия отходит. Похоже, на этот участок пути царь доверяется им?... Польщенные этой милостью, они расступились, чтобы дать ему место в своих рядах.

Павсаний, не замеченный никем, кроме своих людей, - а те решили, что это их не касается, - Павсаний зашагал к порталу.

Филипп увидел, что вожди его ждут; подъехал к ним, оставив стражу позади, и улыбнулся:

- Идите, друзья мои. Заходите. Я после вас.

Они двинулись вперед. Только один старик не тронулся с места; и спросил с македонской прямотой:

- Без охраны, царь? В этой толпе?

Филипп наклонился и похлопал его по плечу. Он с самого начала надеялся, что кто-нибудь спросит такое, и заранее приготовил ответ: