Мэри Рено - Божественное пламя

Птолемей теребил в руках ремень уздечки и горько размышлял: "Ну а что мне оставалось делать? Что я мог ему сказать? Ведь всё равно узнал бы от кого-нибудь другого..." Но тут мальчишка, ещё сохранившийся в нём, пришёл на помощь отчаявшемуся взрослому. Он остановил коня.

- Послушай. А вот если бы мы поклялись в кровном братстве - это мы могли бы говорить хоть кому. - И добавил с умыслом: - Но ты знаешь, что нам придётся сделать?

- Конечно знаю! - обрадовался мальчик. Собрав поводья в левой руке, он вытянул правую и отогнул наружу сжатый кулачок, так что на сгибе прорезалась голубая вена. - Давай! Сейчас же, сразу!

Любуясь, как мальчик светится гордостью и решимостью, Птолемей вынул из-за пояса новый острый кинжал.

- Постой, Александр. Это очень серьёзное дело, подумай. Твои враги будут моими, а мои твоими, до самой смерти нашей. И мы никогда не поднимем оружия друг на друга, даже если родня наша будет воевать. А если я умру в чужой земле - ты исполнишь для меня все обряды, и я для тебя сделаю то же. Вот что значит побратимство, понимаешь ты это?

- Клянусь! Давай, режь.

- Так много крови не нужно. Погоди.

Он не стал трогать подставленную вену, а сделал легкий надрез по белой коже. Мальчик не дрогнул. Улыбался. Резанув себя возле ладони, Птолемей приложил свою рану к ране Александра.

- Ну всё, дорогой! Вот мы и братья!

"Как здорово, - подумал он. - Это какой-то добрый демон меня надоумил. Теперь никто не сможет подойти и сказать, что он всего лишь царицын байстрюк, а я царёв, так что мне надо заявлять свои права."

- Садись, брат, - сказал мальчик. - Он уже отдышался. Сейчас как поскачем!...

Царские конюшни на широкой площади построены из кирпича, оштукатурены, с каменными пилястрами. Сейчас там почти пусто: царь проводит учения. Как всегда, когда у него появляется новая тактическая идея.

Вообще-то Александр как раз на эти учения и шёл, - хотел посмотреть, но по дороге задержался возле кобылы с новорожденным жеребёнком. И рядом не было никого, кто мог бы сказать, что она опасна в такой момент, - везет же иногда!... Он проскользнул к ней, приласкал сначала её саму, а потом стал гладить жеребёнка; а её тёплые ноздри шевелили ему волосы. Потом она подтолкнула его головой, - хватит, мол, - он выбрался от них и пошёл дальше.

На утоптанном дворе - где пахнет конской мочой и соломой, кожей, воском и дёгтем, - только что появились три чужих коня. Их протирали конюхи-чужеземцы, в длинных штанах. А сбрую чистил свой, раб из конюшни. Уздечки очень интересные, украшены диковинно: на оголовьях золотые пластинки и султаны из красных перьев, а на удилах крылатые быки. И кони замечательные - рослые, сильные, свежие... Понятное дело, раз ведут с собой подменных.

Дежурный офицер дворцовой стражи заметил конюшему, что варварам придётся долго ждать, пока царь вернётся.

- Фаланга Бризона, - вмешался в разговор мальчик, - никак не управится до сих пор со своими сариссами. Их научить - много времени уйдет. - Сам он пока что мог поднять это гигантское копьё только за один конец.- А эти кони откуда?

- Из самой Персии. Послы от Великого Царя приехали. За Артабазом и Менаписом.

Эти сатрапы бежали в Македонию после неудачного мятежа. Царь Филипп считал их полезными для себя, а мальчику было интересно с ними.

- Но они же гости, - удивился он. - Отец не отдаст их Великому Царю, чтобы тот их убил. Скажи этим людям, чтоб не ждали.

- Нет, Александр. Как я понимаю, их простили, они могут свободно вернуться домой. Но послов принять надо в любом случае, с чем бы они ни приехали. Иначе просто нельзя...

- Но отец до полудня точно не вернётся. Наверно даже позже, из-за гвардейской пехоты. Они ещё не научились сомкнуто-расчленённому строю. Сходить мне за Менаписом и Артабазом?

- Нет-нет, что ты! Послов сначала царь должен принять. Пусть, эти варвары увидят, что и мы тут знаем, как что делается. Аттий, этих лошадей разместишь отдельно, чужеземцы вечно какую-нибудь болячку завозят.

Мальчик всласть насмотрелся на коней и на сбрую - и задумался. Потом вымыл ноги под водяной трубой, оглядел свой хитон, пошёл к себе и надел новый, чистый. Он часто слышал, как люди расспрашивали сатрапов, и те рассказывали о роскоши Персеполя. Тронный Зал с виноградом и деревьями из чистого золота; лестница, по которой может подниматься целая кавалькада; ритуалы странные какие-то... Ясное дело, они там привыкли к церемониям. Он причесался - насколько мог без посторонней помощи, превозмогая боль, - и решил, что готов.