Вечером в тот же день русский дипломат граф Андрей Разумовский устраивал новогодний прием. Прежде он служил послом в Вене. Граф обладал миловидной внешностью, изысканными манерами, чувством юмора и огромным состоянием. В музыкальных кругах его знали как ценителя искусств, покровителя таких великих светил, как Гайдн и Моцарт. В дни Венского конгресса граф Разумовский патронировал Бетховена (отсюда «Квартеты Разумовского») и считался одним из последних аристократов, имевших собственный оркестр.
Граф унаследовал два состояния: одно — от дяди, любовника Екатерины Великой, второе — от другого дяди, любовника (а может быть, и тайного мужа) императрицы Елизаветы. Разумовский выстроил в предместье Вены грандиозный особняк, лучше сказать, дворец. В ряду главных устроителей балов и приемов на конгрессе граф удостоился почетного звания «короля предместий».
30 декабря около семисот гостей собрались во дворце в Ландштрассе, где граф на месте пустоши создал «Эдем царских хором». Кареты, прежде чем подкатить к «новому Зимнему дворцу», должны были проехать по собственному бульвару Разумовского, подстриженному парку и мосту. Внутри гости с восторгом осматривали мраморные залы, зеркальный кабинет, висячие лестницы, мозаичные полы, библиотеку с редкими книгами и манускриптами. Граф собрал уникальную коллекцию шедевров мировой живописи, в том числе Рафаэля, Рубенса, Ван Дейка. Отдельную комнату занимали скульптуры итальянского ваятеля Антонио Кановы. Дворец Разумовского выглядел «как храм искусства».
Всем запомнился недавний прием у графа Разумовского, проходивший три недели назад. В роли хозяина выступал сам Александр, и царь всея Руси не скупился на затраты. Он повелел доставить осетров с Волги, устриц из Остенде, трюфели из Франции, апельсины из Сицилии, клубнику из Англии. На каждом столе красовалась чаша с вишней, привезенной из царских оранжерей в России. Высились пирамиды ананасов в таком немыслимом изобилии, в каком, по свидетельству одного из очевидцев, они еще никогда не подавались на приемах и званых ужинах. Гости танцевали до рассвета, предвкушая очередное пиршество у графа Разумовского. Они даже и не догадывались, что оно закончится трагедией.
Дворец «короля предместий» загорелся еще до наступления утра 31 декабря, вспыхнув «подобно Везувию». Звон колоколов оповестил весь город о бедствии. В Ландштрассе помчались пожарные колесницы. Языки огня взметались все выше к небу, медная крыша дворца раскалилась докрасна.
Тушить пожар со всей округи сбежались волонтеры. Приехал император Франц, появились многие делегаты конгресса. Бросив все дела, прилетел в Ландштрассе Талейран: он знал, что Доротея собиралась на прием к Разумовскому вместе с приятелем графом Карлом Кламом-Мартиницем, и оба еще не вернулись домой.
К счастью, большинство гостей покинуло дворец до того, как начался пожар и горящие балки стали валиться вниз. Но в комнатах еще оставались люди. Сам Разумовский должен был благодарить своего верного камердинера за то, что тот вовремя разбудил его и вывел из особняка.
Слуги и подоспевшие друзья выбрасывали из окон второго этажа личные вещи графа — бесчисленные жилеты, брюки, фраки, кидая их прямо в грязные лужи. Вслед за одеждой летели дорогие раритетные книги, канделябры, алебастровые вазы, столовое серебро, мраморные столики, картины, предметы старины, даже часы. Многое из того, что спасали доброхоты, билось при ударе о землю либо растаскивалось чернью.
Сотни художественных ценностей были утрачены навсегда, в том числе и мраморные статуи Кановы. «Там была галерея нидерландской живописи», — печально сказала Доротея, глядя на то, как под напором огня рухнул один из флигелей дворца. К несчастью, в ту ночь погибли два человека, осмелившиеся войти в огненный лабиринт и пытавшиеся вынести посольские документы графа.
Причины возгорания вызвали массу кривотолков. Одни считали, что пожар возник на кухне, в пекарне или на конюшне. Другие предполагали поджог. Следователи сделали свое заключение: неполадки в отопительной системе, как съязвил один из них, французской отопительной системы, которую граф установил год назад. Граф Разумовский дополнил свой дворец деревянной пристройкой, специально предназначенной для приемов, и пожар, видимо, начался оттуда.
Фридрих фон Шёнхольц объяснял причину пожара следующим образом: «Огонь в печах не гас целыми днями. Из-за этого перекалилась и прогорела труба, спрятанная в стене. От нее загорелась деревянная балка; огонь быстро распространился по комнатам, в которых уйма всякого дерева, воска и тканей, а затем, по шторам и коврам, как по фитилям, проник во все, даже самые отдаленные углы дома».
Читать дальше