Виктор Болдак - Кащей - Германарих?

Все эти заимствования позволяют предполагать славяноязычие носителей Черняховской археологической культуры (во всяком случае – значительной их части). Это связано с тем, что из всех предположительно славяноязычных археологических культур первых веков нашей эры, Черняховская культура отличается признаками весьма широких торговых контактов с Империей.

Следует сказать несколько слов о хозяйственной жизни черняховцев, о том, почему им удалось добиться «экономического расцвета» [Седов 2002: 161], а многим их предкам и потомкам – нет. На территории нынешней Украины самые плодородные земли находятся в лесостепной и степной зонах, но эти зоны подвержены двум бедствиям: периодическим засухам и постоянным набегам степных народов. Оба этих фактора заставляли народы отступать в неплодородную лесную зону или, по крайней мере, сокращать запашку до самых минимальных размеров. Очевидно, черняховцам удалось разрешить обе эти проблемы. Как мог решаться вопрос с неурожаями в зоне рискованного земледелия – в Поднепровье? В XIX веке степные помещики решали вопрос просто: держали переходящий запас хлеба на несколько лет. Но во II-IV вв. это имело мало смысла; если племя запасло бы в амбарах зерна на десять лет, это гарантировало бы только то, что в неурожайный год десять окрестных племен за их хлебом и придут. Черняховцы придумали другой способ борьбы с капризами природы – они оставляли запас хлеба только до нового урожая (В.В.Седов пишет о зерновых ямах емкостью до 12 центнеров [2001: 158]), а остальное зерно продавали римлянам; полученные монеты и драгоценности закапывали в землю и в случае неурожая покупали хлеб в той же Ольвии. Именно с этим – с возможностью спастись от голода в случае нескольких засушливых лет кряду – и связано благотворное влияние на их хозяйство рынков Римской империи, а не заимствование у римлян неких достижений. Но это требовало постоянной заботы о безопасности торговых путей. Эта забота, а также необходимость решения второй проблемы – набегов сарматов (аланов) из Степи – необходимо требовала политического единства (отсутствия междуусобных войн, военный союз всех племен, во всяком случае – запрещение вступать в союз с агрессором против других черняховских народов).

«Вместе с тем необходимо отметить тот парадоксальный факт, что, если по уровню социально-экономического развития население Лесостепной Украины в позднеантичное время стояло на более высокой ступени, чем в скифское, то степень социально-имущественной стратификации в рамках лесостепных княжеств VI-V вв. до н.э. была неизмеримо более явственной» [Павленко 1989: 236]. Данный автор удивляется тому, что народ, стоящий еще на стадии первобытного общества, мог достигнуть такого уровня «социально-экономического развития», в частности, «институционализированной военно-политической власти» [там же], но так бывает. Указанные выше требования политического единства всех черняховских племен в условиях классового общества («социально-имущественной стратификации»), практически могут быть решены только одним путем – образованием единого государства, иначе своекорыстные интересы мелких владык сведут на нет любые договоренности по защите общих экономических интересов. Но, если этой «стратификации» еще нет, то и политический союз всей «трояновой земли» может существовать достаточно длительное время – слишком очевидны для всех преимущества соблюдения договоров с соседями и слишком жалка жизнь тех народов, которые встают на скользкую дорогу грабительских войн. Эти соображения столь весомы, что не имеет даже особого значения неоднократно упоминавшаяся полиэтничность черняховских народов – и «вельбарцам», и «позднескифам» также умирать с голоду не хотелось. Со временем, однако, появляется и «стратификация», и происходят события, о которых будет рассказано ниже.

Несколько забегая вперед, следует сделать некоторое уточнение по упоминавшимся в главе I русским фольклорным источникам. Вероятно, три фольклорных сюжета – две сказки о Кащее и былина об Иване Годиновиче зародились у трех различных групп восточных славян. Достаточно сравнить Марью Моревну из сказки с Настасьей из былины, как станет крайне маловероятным, что оба сюжета исходили из уст одних и тех же рассказчиков. Речь идет о тех временах, когда и сказки, и былина были вполне историческими преданиями и когда даже сомнение в истинности их у слушателей не могло возникнуть – если не верить преданиям отцов, то чему люди племен, не имевших письменности, могли верить? Н.В.Новиков [1974: 16-22] пишет о том, что волшебной сказке «верят и не верят», еще в XIX веке, а часто к ней и относились вполне серьезно, хотя к тому времени уже тысячу лет существовала русская письменная культура и, как было указано, сказка – это никак не историческое предание. Естественно было бы соотнести эти пока гипотетические культурные «группы» с реальными археологическими «сгустками» черняховской культуры (союзами тех самых «черняховских племен»).