Борис Романов - Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…

Николай II стремился избежать войны. Он направил в Берлин заявление, что мобилизация — это еще не война, и настаивал на переговорах. Но по истечении срока ультиматума к Сазонову явился Пурталес и официально спросил, отменяет ли Россия мобилизацию. Услышав «нет», он вручил ноту, где говорилось, что «Его Величество кайзер от имени своей империи принимает вызов» и объявляет войну. Вот только посол при этом допустил грубейшую накладку. Дело в том, что ему из Берлина передали две редакции ноты — в зависимости от ответа России. И война объявлялась в любом случае — варьировался только предлог. А Пурталес, переволновавшись, отдал Сазонову обе бумаги сразу… [121, глава 10].

Итак, войну России объявила Германия. Теперь расскажем о том, как Вильгельм якобы предлагал Государю ее прекратить уже после ее объявления.

Поздно вечером 1 августа Николай II получил от Вильгельма телеграмму — опять чрезвычайно любезную, в которой кайзер по-дружески выражал надежду, что «русские войска не перейдут границу». Николай был поражен: объявлена все-таки война или нет? Срочно связались с Пурталесом, не получил ли он каких-то новых инструкций? Даже проверили, не залежалась ли телеграмма на почте со вчерашнего дня. Однако отправлена она была в 22 часа 1 августа.

Теперь представьте, что Николай II отменяет объявленную накануне мобилизацию — уже после объявления Германией войны России. Весь мир уже знает об этом. Более того, Германия еще до этой телеграммы Вильгельма, днем 1 августа, вторглась в Люксембург, начав поход на Францию. Отменить мобилизацию в России в этих условиях или отдать войскам приказ не начинать военные действия — в глазах всего мира и русского народа это означало бы капитуляцию перед Германией на следующий же день после объявления войны. Смешно даже говорить об этом. Смешно также сомневаться в том, что если бы Государь сделал это, то, злорадно посмеявшись «над простачком Ники» и выставив его дураком перед всем миром и собственным народом, Вильгельм все равно начал бы войну против России.

1. Германия начала бы войну в 1914 году при любых обстоятельствах, даже если бы не было убийства эрцгерцога в Сараево.

2. Николай II делал все возможное для предотвращения войны. Его предложение передать спор Австро-Венгрии и Сербии в Гаагский трибунал потому и не было принято Вильгельмом II, что могло открыть путь для мирного решения главного конфликта.

3. Телеграмма Вильгельма II Николаю II через сутки после начала войны не могла рассматриваться иначе как неадекватное восприятие кайзером новых реалий (после объявленной им войны), или даже как циничное (по сути) издевательство.

Что происходило после объявления войны? Приведем еще один отрывок из книги В. Шамбарова «За Веру, Царя и Отечество».

Вместе с торжественным объявлением войны в Германии была объявлена мобилизация со следующего дня, 2 августа.

Тут, впрочем, требуется уточнение. Германия была единственным государством, где слово «мобилизация» автоматически означало «война». То, что понималось под мобилизацией в других странах, вводилось уже военным положением. А в Германии команда «мобилизация» давала старт грандиозному «плану Шлиффена». Тотчас на железных дорогах вводился военный график, многократно отработанный на ежегодных учениях. На узловые станции направлялись офицеры Генштаба, начиная дирижировать перевозками, — ведь в короткие сроки предстояло перебросить на рубежи наступления 40 корпусов, для каждого требовалось 140 поездов. И от даты мобилизации во всех планах велся отсчет, на каких рубежах должны находиться войска в такой-то день. Поэтому и схитрили сами с собой, добавив лишние сутки — считать не с 1-го, а со 2-го августа.

И ситуация получилась весьма далекая от логики. Германия пока объявила войну только России, которая якобы угрожала ей и Австрии, а немецкие армии двинулись на Запад! Правда, у немцев нервы были на пределе и в последний момент чуть не произошел сбой. В Лондоне состоялся телефонный разговор между германским послом Лихневским и английским министром Греем. Министр опять изложил мысли насчет общеевропейского нейтралитета, но в столь обтекаемых выражениях, что Лихневский понял его иначе и телеграфировал в Берлин: «Если мы не нападем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует нейтралитет Франции». Правительство растерялось — войска-то уже шли на Францию. Но кайзер ухватился за мысль, что воевать можно с одной Россией, а Франция потом никуда не денется. Мольтке устроил истерику, доказывал, что так запросто планы не меняют, что развернуть полуторамиллионную армию уже невозможно — ведь это 11 тысяч железнодорожных составов. План Шлиффена был отработан до таких мелочей, что каждый офицер имел уже карту с маршрутом своего полка по Бельгии и Франции! Однако Вильгельм настоял на своем и направил Георгу V условия: «Если Франция предложит мне нейтралитет, который должен быть гарантирован мощью английского флота и армии, я, разумеется, воздержусь от военных действий против Франции и использую мои войска в другом месте».