Анатолий Фоменко - Казаки-арии - Из Руси в Индию

Вообще, отношение Изенбека к дощечкам, описанное Ю.П. Миролюбовым, было очень странное. С одной стороны, он относился к ним весьма ревниво. Ни под каким видом не разрешал выносить из дома. С другой стороны — не проявлял к ним совершенно никакого интереса. В частности, не делал никаких попыток продать или опубликовать. И вообще, не был в состоянии их читать, поскольку плохо знал русский язык, а тем более старо-русский. Дело в том, что «Федор Артурович Изенбек (себя он называл Али, считая, что он мусульманин) родился в 1890 г. в С.-Петербурге… Отец его был морским офицером, а дед был НАСТОЯЩИМ БЕКОМ ИЗ ТУРКЕСТАНА… Ф. Изенбек… служил в Туркестанской артиллерии… После этого он участвовал в качестве художника-зарисовщика в экспедиции проф. Фетисова в Туркестане… Археология Туркестана была ему близка, и сам он был любителем старины, его картины сплошь полны туркестанских орнаментов, самый характер рисунков восточный, и типы полотен — тоже восточные…

В гражданской войне Изенбек был уже в чине капитана в Добровольческой армии. Закончил войну в качестве командира Марковского артиллерийского дивизиона и был в чине полковника. Попал в Бельгию из Франции, где и обосновался. Был приглашен на фабрику ковров общества „Тапи“, где создал около 15 000 рисунков самых различных ковров, как персидских, так и иных восточных стран… Думаю, говорит Ю.П. Миролюбов… — что сам Изенбек не понимал истинного значения „дощек“, но считал, что они представляют известный интерес. Как участник археологических экспедиций, он не мог не знать их значения, но ближе ими не интересовался, хотя и был до крайности ревнив к ним и никому их не показывал. Даже мне он их показал года через три нашего знакомства!.. Он очень подозрительно относился ко всяким поползновениям насчет „дощек“. Даже и мне он не давал на дом! Я должен был сидеть у него в ателье… и там он меня запирал на ключ… Обрабатывать „дощьки“ сам Изенбек не мог, ибо со славянским языком, а тем более с диалектами славянского языка не был знаком совсем. Он говорил по-татарски, туркменски и, кажется, еще на одном из среднеазиатских языков. По-русски он говорил плохо, как это ни странно… Ничего он не думал предпринимать с „дощьками“, а тем более их продавать» [70], с. 14–15.

Таким образом, Ф.А. Изенбек, хозяин дощечек, плохо знал русский язык, не был в состоянии их читать. И вообще ими не интересовался. И вместе с тем, по словам Ю.П. Миролюбова, не собирался их ни продавать, ни публиковать, ни каким-то образом обнародовать. А просто держал в мешке, в углу комнаты.

Такое отношение кажется непонятным, если предположить, что дощечки он просто нашел. Если бы это было действительно так, то, скорее всего, он постарался бы извлечь из них какую-нибудь выгоду. Или просто выбросил бы их. Или подарил бы тому же Миролюбову, например. Откуда же взялось такое ревнивое отношение Изенбека к вещи, которая ему была неинтересна?

Считается, что Ф.А. Изенбек дощечки нашел. Однако история «находки», рассказанная им Ю.П. Миролюбову, очень подозрительна. Якобы он нашел их в 1919 году, когда командовал Марковской батареей. По его словам, дощечки находились в разгромленном имении, «где-то в Курском или в Орловском направлении» [70], с. 11. Направление он точно не помнил. Фамилию владельцев имения называл несколько раз по-разному! Однако оказалось, что названых им людей либо не существовало, либо у них не было имений в тех местах. Цитируем: «Изенбек помнит каких-то князей Задонских, Донских или Донцовых, каковых, сколько нам известно, не существовало. Миролюбов упоминает, наверное со слов того же Изенбека, Куракиных. Наведенные справки нами у одной из Куракиных не дали никаких результатов» [70], с. 11.

С. Лесной (С.Я. Парамонов) справедливо удивляется, что «Изенбек (полковник, участник археологических экспедиций!), понимая значение дощечек (иначе он не стал бы таскать мешок с ними по всей Европе), не отметил точно, где, когда и из чьей библиотеки он взял эти дощечки… Далее, пытаясь разобрать письмена сам, он отклонил помощь Брюссельского университета… В результате дощечки украдены, имеется всего три фото, и о находке мы узнаем только в 1954 г., то есть через 35 лет!» [70], с. 13.

Конечно, могут сказать, что все это — свидетельство некоей подделки. Но любой фальсификатор стремится к собственной выгоде. Ни Ф.А. Изенбек, ни Ю.П. Миролюбов никакой выгоды от дощечек не получили. Кроме того, в случае фальсификации легенда о находке дощечек должна была быть сфабрикована более аккуратно. В конце концов, не так уж трудно упомянуть реальные фамилии погибших хозяев какого-нибудь из разоренных имений, каковых в те годы было много. Зачем было выдумывать несуществующие фамилии и путаться в показаниях? Возникает впечатление, что Ф.А. Изенбек, рассказывая об обстоятельствах «находки», откровенно сочинял, просто отмахиваясь от Ю.П. Миролюбова. При этом, даже не утруждая себя попытками сделать ложь действительно правдоподобной.