Энвер Ходжа - Хрущевцы

Хрущевцы встревожились по поводу того, что заговор взрывался у них в руках. Начались хождения, «советы», «дружественные консультации и беседы», нажимы под маской шуток и улыбок. Андропов, человек закулисных махинаций и козней (поэтому его и сделали начальником КГБ), относился к числу наиболее активных, он из кожи вон лез, чтобы заставить нашу партию примкнуть к заговору.

Советские не преминули вовлечь в эту гнусную игру и своих лакеев из других партий. Андропов тащил с собой некоего Модьероша и вместе с ним наносил товарищу Хюсни «визит». Андропов молчал, дескать, «я не говорю», а Модьерош тараторил о «правильности марксистско-ленинской линии КПСС».

— Что делает Албания, — спрашивал, в свою очередь, Живков. — Одни только вы не согласны.

— Что вы хотите этим сказать? — задал ему вопрос Хюсни.

— Нет, нет, — переменил тон Живко. — Я пошутил.

— Что это за шутка? Говорить «Албания не согласна», значит что-то иметь на уме.

В то время, как в Бухаресте проходило совещание, здесь мы почти каждый день проводили заседания Политбюро, поддерживали постоянную связь с Хюсни Капо, давали ему указания и внимательно, с тревогой следили за ходом событий. Мы уже единогласно пришли к заключению: Бухарестское Совещание это организованный заговор против марксизма-ленинизма; Хрущев с компанией показывают там свое лицо ярых ревизионистов, поэтому мы не дадим ревизионистам никаких поблажек, даже если одни против всех останемся.

Наша позиция была правильной, марксистско-ленинской; черное дело, затеянное Хрущевым, нужно было сорвать.

Всемирно известно, что наша партия защищала Китай в Бухаресте с марксистско-ленинской смелостью и принципиальностью, приняв в расчет все вытекавшие из этого последствия. Сегодня, много лет спустя после бухарестского заговора, когда, к сожалению, и китайская компартия окончательно сползает к измене, к ревизионизму и контрреволюции, мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что позиция нашей партии в Бухаресте и Москве была абсолютно правильной, единственно правильной позицией.

У нас, как я писал и выше, имелись оговорки к некоторым взглядам, выраженным как Мао Цзэдуном, так и другими китайскими руководителями, у нас имелись оговорки к VIII съезду Коммунистической партии Китая, но после 1957 года казалось, будто в этой партии совершился положительный поворот и были преодолены прежние, оппортунистические ошибки. Ошибки может допускать любая партия, но исправить их можно, и в таком случае партия крепнет и дела идут благополучно. В Китае больше не говорили о VIII съезде, там были изобличены правые взгляды Пэн Дэхуая, перестали говорить о «ста цветах». В своих официальных заявлениях и статьях китайцы открыто бичевали югославский ревизионизм, защищали Сталина, теоретически правильно подходили к войне и миру, мирному сосуществованию, революции, диктатуре пролетариата.

Здесь не место анализировать мотивы, которыми руководствовались китайские руководители, и разъяснить, было или же не было чего-либо принципиального в этом их поведении к тому времени (об этом я писал в своем дневнике), но одно было ясно: в тот период Коммунистическая партия Китая выступала защитником марксизма-ленинизма.

Хрущевцы обвинили нас в том, что мы «порвали с 200 миллионами, чтобы примкнуть к 600 миллионам». Защищая Китай, мы не руководствовались никакими финансовыми, экономическими, военными или демографическими мотивами. Если бы мы руководствовались такими антимарксистскими и прагматическими мотивами, то нам «выгоднее» было бы примкнуть к хрущевцам, ведь Советский Союз был сильнее Китая и Хрущев не преминул бы незамедлительно предоставить нам кредиты и «помощь» (конечно, требуя, чтобы мы в обмен на это отказались от свободы и независимости парода, Родины и партии).

Следовательно, в Бухаресте и в Москве мы выступили в защиту Китая не потому, что это большая страна, от которой мы могли бы получать помощь; нет, мы выступили в защиту ленинских норм, в защиту марксизма-ленинизма. Выступая в поддержку Коммунистической партии Китая, мы защищали не большую партию, а принципы, марксистско-ленинскую правду. В Бухаресте и в Москве мы выступили бы в защиту любой партии и любой страны, какими бы большими или малыми они ни были в численном отношении, достаточно лишь того, чтобы они стояли за марксизм-ленинизм.

Мы во весь голос заявили тогда об этом, и это полностью было подтверждено временем.

Борьба в защиту марксизма-ленинизма против ревизионизма составляла единственный фактор, в силу которого мы оказались в одних и тех же окопах с Коммунистической партией Китая.