Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Как только это затруднение было улажено, между обеими нациями был заключен формальный мирный договор. Усло­вия трактата, столь славного для империи и столь необходи­мого для Персии, заслуживают особого внимания, ввиду того что история Рима представляет нам чрезвычайно мало сде­лок подобного рода, ведь его войны большей частью оканчи­вались безусловным присоединением завоеванных стран или же велись против варваров, которым не было знакомо искусство письма.

I. Река Абора, или, как ее называет Ксенофонт, Аракс, бы­ла назначена границей между двумя монархиями. Эта ре­ка, берущая свое начало неподалеку от Тигра, принимала в себя в нескольких милях ниже Нисибина воды небольшой речки Мигдония, протекала под стенами Сингары и впадала в Евфрат при Цирцезии - пограничном городе, который был очень сильно укреплен благодаря заботам Диоклетиана. Месопотамия, которая была виной стольких войн, была ус­туплена империи, и персы отказались по мирному договору от всяких притязаний на эту обширную провинцию.

II. Они уступили римлянам пять провинций по ту сторону Тигра. Эти провинции уже по самому своему положению могли служить полезным оплотом, но их натуральная сила была вскоре еще увеличена искусством и военным знанием. Четыре из них, лежавшие к северу от реки, были мало изве­стны и незначительны своим объемом, а именно: Интилина, Забдицена, Арзанена и Моксоэна; но к востоку от Тигра им­перия приобрела обширную и гористую территорию Кардуэна, бывшую в древности отечеством тех кардухиев, которые в течение многих веков умели сохранить свою независимость посреди окружавших их азиатских деспотических монархий. Знаменитые десять тысяч греков проходили их страну после тяжелого семидневного отступления или, вернее, после се­мидневного сражения, и, по признанию их вождя, так пре­красно описавшего это отступление, они пострадали от стрел кардухиев гораздо более, чем от всех военных сил великого царя. Их потомки - курды, сохранившие лишь с небольшим изменением их имя и нравы, до сих пор пользуются свободой под номинальным верховенством турец­кого султана.

III. Само собой разумеется, что верный союзник римлян Тиридат был снова возведен на прародительский престол и что верховная власть императоров над Арменией была впол­не обеспечена трактатом. Пределы Армении были расшире­ны до крепости Синфы в Мидии, и это увеличение владений Тиридата было скорее актом справедливости, нежели актом великодушия. Из упомянутых уже провинций, лежавших по ту сторону Тигра, первые четыре были отторгнуты от Арме­нии парфянами, а когда римляне приобрели их по мирно­му договору, они потребовали от узурпаторов, чтобы они вознаградили их союзника уступкой обширной и плодород­ной Атропатены. Главный город этой провинции, занимав­ший почти такое же положение, как новейший Таврис, не­редко служил для Тиридата резиденцией, а так как он иногда назывался Экбатанами, то Тиридат стал строить там здания и укрепления по образцу великолепной столицы мидян.

IV. Иберия была бесплодная страна, и ее жители были гру­бы и свирепы, но они были привычны к войне и отделяли им­перию от варваров еще более свирепых и опасных. В их ру­ках находились узкие ущелья Кавказских гор, и от них зави­село, пропускать или не пропускать кочующие сарматские племена, когда жажда добычи внушала этим варварам жела­ние проникнуть в более богатые южные страны. Право на­значать царей Иберии, предоставленное персидским монар­хом римским императорам, способствовало упрочению рим­ского могущества в Азии. Восток пользовался полным спо­койствием в течение сорока лет, и мирный договор между двумя монархиями - соперницами строго соблюдался до са­мой смерти Тиридата; тогда владычество над древним миром перешло в руки нового поколения, руководившегося иными целями и иными страстями, и тогда внук Нарсе предпринял против государей из дома Константина продолжительную и достопамятную войну.

Таким образом, трудная задача спасения империи от тира­нов и от варваров была окончательно выполнена целым ря­дом иллирийских крестьян, возвысившихся до император­ского престола. Лишь только Диоклетиан вступил в двадца­тый год своего царствования, он отпраздновал эту достопа­мятную эру и успехи своего оружия блестящим триумфом. Только один Максимиан, в качестве ему равного по положению, разделил с ним славу этого дня. Два Цезаря сражались и побеждали, но достоинство их подвигов приписывалось, со­гласно строгим правилам того времени, благотворному вли­янию их отцов и императоров. Триумф Диоклетиана и Максимиана, быть может, был не так великолепен, как три­умфы Аврелиана и Проба, но он имел преимущества более блестящей славы и более блестящего счастья. Африка и Британия, Рейн, Дунай и Нил доставили свои трофеи для триум­фа, но самым лучшим его украшением была победа над пер­сами, сопровождавшаяся важными территориальными при­обретениями. Впереди императорской колесницы несли изображения рек, гор и провинций; а изображения пленных жен, сестер и детей великого царя доставляли тщеславной толпе новое для нее и приятное зрелище. Впрочем, в гла­зах потомства этот триумф замечателен еще другим, хотя и менее лестным, отличием. Это был последний триумф, ка­кой видели римляне. Вскоре после того императоры переста­ли побеждать и Рим перестал быть столицей империи.