Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

В то же самое время, как Диоклетиан наказывал египтян за их прошлые преступления, он обеспечивал их будущее спокойствие и благосостояние мудрыми постановлениями, которые были подтверждены и усилены в последующие царствования. Он между прочим издал один замечательный эдикт, который не следует осуждать как продукт боязливой тирании, а следует одобрять как полезный акт благоразумия и человеколюбия. Он приказал тщательно отобрать все ста­ринные книги, в которых шла речь об удивительном искусст­ве делать золото, и серебро, и без всякого милосердия предал их пламени; он, как уверяют, опасался, что богатство егип­тян внушит им смелость снова взбунтоваться против импе­рии. Но если бы Диоклетиан действительно был убежден в существовании такого ценного искусства, он не стал бы уничтожать его, а обратил бы его применение на пользу государственной казне. Гораздо более правдоподобно, что его здравый смысл усмотрел безрассудство таких заманчивых притязаний и что он хотел предохранить рассудок и состоя­ние своих подданных от такого занятия, которое могло быть для них пагубно. Впрочем, следует заметить, что хотя эти старинные книги и приписывались или Пифагору, или Соло­мону, или Гермесу, они на самом деле были продуктом благочестивого подлога со стороны позднейших знатоков алхи­мии. Греки не увлекались ни применением химии, ни злоу­потреблениями, для которых она могла служить орудием. В том огромном списке, куда Плиний внес открытия, искусства и заблуждения человеческого рода, нет ни малейшего упо­минания о превращении металлов, а преследование со сторо­ны Диоклетиана есть первый достоверный факт в истории алхимии. Завоевание Египта арабами способствовало распространению этой пустой науки по всему земному шару. Так как она была в сродстве со свойственным человеку корысто­любием, то ее изучали с одинаковым рвением и с одинако­вым успехом и в Китае и в Европе. Средневековое невежест­во обеспечивало всякому неправдоподобному рассказу бла­гоприятный прием, а возрождение наук дало новую пищу надеждам и познакомило с более благовидными способами обмана. Наконец философия с помощью опыта положила ко­нец изучению алхимии, а наш собственный век, хотя и жа­ден к богатству, но стремится к нему более скромным путем торговли и промышленности.

Немедленно вслед за покорением Египта была предприня­та война с Персией. Царствованию Диоклетиана суждено было сломить могущество этой нации и заставить преемни­ков Арташира преклониться перед величием Римской импе­рии.

Мы уже имели случай заметить, что в царствование Вале­риана персы завладели Арменией частью коварством, частью силой оружия и что, после умерщвления Хосроя, малолет­ний наследник престола, сын его Тиридат, спасся благодаря преданности своих друзей и был воспитан под покровитель­ством императоров. Тиридат вынес из своего изгнания такую пользу, какой он никогда не мог бы приобрести на армянском престоле, - он с ранних лет познакомился с несчастьем, с че­ловеческим родом и с римской дисциплиной. В своей молодо­сти он отличался храбростью и необыкновенной ловкостью и силой как в воинских упражнениях, так и в менее достойных состязаниях Олимпийских игр. Он сделал более благород­ное употребление из этих достоинств, вступившись за своего благодетеля Лициния. Во время мятежа, окончившегося смертью Проба, этот военачальник подвергался самой серь­езной опасности, так как рассвирепевшие солдаты уже стре­мились к его палатке; тогда армянский наследник один, без посторонней помощи удержал солдат и тем спас жизнь Лициния. Вскоре вслед за тем признательность Тиридата содей­ствовала восстановлению его права на престол. Лициний всегда был другом и товарищем Галерия, а достоинства Гале­рия, еще задолго до его возведения в звание Цезаря, доста­вили ему уважение Диоклетиана. На третьем году царство­вания этого императора Тиридат был возведен в звание царя Армении. Справедливость этой меры была столь же очевид­на, как и ее польза. Пора же было вырвать из рук персидско­го монарха важную территорию, которая со времени царство­вания Нерона всегда предоставлялась - под римским покрови­тельством - во владение младшей линии рода Аршакидов.

Рис. Тиридат.

Когда Тиридат появился на границах Армении, он был встречен непритворными выражениями радости и преданно­сти. В течение двадцати шести лет эта страна выносила все и настоящие и воображаемые неприятности чужестранного господства. Персидские монархи украшали завоеванную страну великолепными зданиями; но эти здания строились на деньги народа и внушали отвращение, потому что служи­ли свидетельством рабской зависимости. Опасение мятежа вызывало самые суровые меры предосторожности; к угнете­нию присоединялись оскорбления, и победитель, сознавая всеобщую к нему ненависть, принимал такие меры, которые делали эту ненависть еще более непримиримой. Мы уже го­ворили о духе нетерпимости, которым отличалась религия магов. Завоеватели из религиозного усердия разбили в куски статуи причисленных к богам царей Армении и священные изображения солнца и луны, а на алтаре, воздвигнутом на вершине горы Багавана, зажгли и поддерживали вечный огонь в честь Ахура-Мазды. Понятно, что народ, доведенный до отчаяния столькими оскорблениями, с жаром взялся за оружие для защиты своей независимости, своей религии и своего наследственного монарха. Поток народного восстания ниспроверг все препятствия, и персидские гарнизоны отсту­пили перед его яростным напором. Армянская аристократия стеклась под знамена Тиридата; указывая на свои прошлые заслуги и предлагая свое содействие в будущем, она искала у нового царя тех отличий и наград, от которых ее с презрени­ем отстраняло чужеземное правительство. Командование армией было вверено Артавасду, отец которого спас юного Тиридата и семейство которого поплатилось жизнью за этот великодушный подвиг. Брат Артавасда был назначен губер­натором одной провинции. Одна из высших военных долж­ностей была возложена на отличавшегося необыкновенным хладнокровием и мужеством сатрапа Отаса, предложившего царю свою сестру и значительные сокровища, которые он уберег от жадности персов в одной из отдаленных крепостей. В среде армянской аристократии появился еще один союз­ник, судьба которого так замечательна, что мы не можем не остановить на ней наше внимание. Имя его было Мамго; по происхождению он был скиф, а орда, признававшая над со­бой его власть, жила за несколько лет перед тем на окраине Китайской империи, которая простиралась в то время до окрестностей Согдианы. Навлекши на себя гнев своего по­велителя, Мамго удалился со своими приверженцами на бе­рега Окса и просил покровительства у Шапура. Китайский император потребовал выдачи перебежчика, ссылаясь на свои верховные права. Персидский монарх сослался на пра­вила гостеприимства и не без вреда избежал войны, дав обе­щание, что он удалит Мамго на самые отдаленные западные окраины, и заверив, что такое наказание не менее страшно, чем самая смерть. Местом изгнания была выбрана Армения, и скифской орде была отведена довольно обширная территория, на которой ей было позволено пасти свои стада и пере­носить свои палатки с одного места на другое сообразно с переменами времен года. Ей было приказано воспротивиться вторжению Тиридата, но ее вождь, взвесив полученные им от персидского монарха одолжения и обиды, решился перей­ти на сторону его противника. Армянский государь, очень хорошо понимавший, какую цену имеет помощь такого спо­собного и могущественного союзника, как Мамго, обошелся с ним чрезвычайно вежливо и, удостоив его своего доверия, приобрел в нем храброго и верного слугу, много содейство­вавшего возвращению ему престола.