Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Римская армия, возвращавшаяся медленными переходами от берегов Тигра, достигла берегов Фракийского Босфора не раньше как через восемь месяцев после смерти Кара. Легио­ны остановились в Халкедоне, на азиатской территории, а двор переехал в Гераклею, на европейский берег Пропонти­ды. Но в лагере скоро распространился слух, что импера­тор умер и что его самонадеянный и честолюбивый министр пользовался верховной властью от имени государя, которого уже не было в живых. От тайных перешептываний дело дош­ло до громких выражений неудовольствия, и солдаты нако­нец уже не были в состоянии долее оставаться в недоумении. Из желания удовлетворить свое любопытство они ворвались в императорскую палатку и нашли там лишь труп Нумериана. Постепенный упадок его физических сил мог бы заста­вить их поверить, что его смерть была естественной; но ста­рание скрыть эту смерть считалось за доказательство пре­ступления, а принятые Апером меры с целью обеспечить свое избрание в императоры сделались непосредственным поводом к его гибели. Однако даже среди своих порывов яро­сти и гнева войска не уклонились от регулярного образа дей­ствий, что доказывает, как тверда была дисциплина, восста­новленная воинственным преемником Галлиена. В Халкедо­не была собрана вся армия для совещания, и Апер был при­веден в цепях, как преступник. Посреди лагеря был воздвиг­нут трибунал и был составлен военный совет из военачаль­ников и трибунов. Они вскоре объявили армии, что их выбор пал на начальника телохранителей Диоклетиана как на та­кого человека, который всех более способен отомстить за возлюбленного императора и быть его преемником. Судьба этого кандидата зависела столько же от всяких случайно­стей, сколько и от его собственного поведения. Сознавая, что должность, которую он занимал, могла навлечь на него по­дозрения, Диоклетиан взошел на трибунал и, обративши свои глаза к солнцу, торжественно поклялся в своей невин­ности перед лицом этого всевидящего божества. Затем, принимая тон монарха и судьи, он приказал привести Апера в цепях к подножию трибунала. "Этот человек, - сказал он, - убийца Нумериана". И, не давая Аперу времени что-либо сказать в свое оправдание, вынул свой меч и вонзил его в грудь несчастного префекта. Обвинение, подкрепленное та­ким решительным доказательством, было принято без возра­жений, и легионы признали многократными возгласами и справедливость, и власть императора Диоклетиана. Прежде чем приступить к описанию достопамятного цар­ствования этого государя, мы должны покончить с недостой­ным братом Нумериана. Карин имел в своем распоряжении такие военные силы и такие сокровища, которых было впол­не достаточно для поддержания его законного права на пре­стол, но его личные пороки уничтожали все выгоды его рож­дения и положения. Самые преданные слуги отца презирали неспособность сына и опасались его жестокосердого высоко­мерия. Сердца народа были расположены в пользу его сопер­ника, и даже сенат был готов предпочесть узурпатора тира­ну. Хитрости, к которым прибегал Диоклетиан, разжигали общее чувство неудовольствия, и зима прошла в тайных инт­ригах и в явных приготовлениях к междоусобной войне. Вес­ной военные силы Востока и Запада встретились на равнинах небольшого города Мезии Марга, неподалеку от Дуная. Войска, еще так недавно возвратившиеся из персидского по­хода, покрыли себя славой в ущерб своему здоровью и своим численным силам и не были в состоянии выдержать борьбу со свежими силами европейских легионов. Их ряды были прорваны, и в течение некоторого времени Диоклетиан отча­ивался и за свою корону, и за свою жизнь. Но успех, достав­ленный Карину храбростью его солдат, был мгновенно уничтожен изменой его военачальников. Один трибун, жену ко­торого соблазнил Карин, воспользовался удобным случаем для мщения и одним ударом потушил пламя междоусобной войны в крови прелюбодея.

Насколько царствование Диоклетиана было более славно, чем царствование какого-либо из его предшественников, на­столько же его происхождение было более низко и незнатно. Притязания, опирающиеся на личные достоинства или на грубую силу, нередко одерживали верх над идеальными пре­рогативами знатности рождения, но до той поры все еще сох­ранялось резкое различие между свободной частью челове­ческого рода и той, которая жила в рабстве. Родители Диок­летиана были рабами в доме римского сенатора Аннулина, и сам он не носил другого имени, кроме того, которое было за­имствовано от небольшого городка в Далмации, из которого была родом его мать.