Дмитрий Травин - Модернизация - от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

Вскоре после начала оккупации мать Яноша предлагала своему мужу вместе совершить самоубийство. От этой идеи, впрочем, пришлось отказаться, поскольку не на кого было оставить детей. Затем рассматривалась идея бегства. Но отец отверг и ее, поскольку, как юрист, сформировавшийся в строгой немецкой культуре, не мог нарушать закон. Даже тот, что грозил ему смертью.

Вскоре угроза нависла и над Яношем. До поры до времени он работал на заводе в одежде с желтой звездой на груди. Нацисты требовали четкой идентификации евреев, которым пока еще сохраняли жизнь. Однако с каждым днем становилось все яснее, что сохранять ее будут недолго.

Венгерские работяги относились к нему с душой, поили-кормили, но не от них теперь зависело будущее. А потому Янош в отличие от своего законопослушного отца решил бежать. Такая возможность представилась благодаря шведскому дипломату Раулю Валленбергу, который щедро наделял евреев паспортами своей страны. Впрочем, стать настоящим «шведом» Яношу не удалось. На его долю досталась второразрядная бумага, указывающая, что предъявитель сего всего лишь находится под защитой шведского посольства. Впрочем, и с этой филькиной грамотой юному Корнай удавалось скрываться до прихода советских войск. Убежище он получил в обители отцов-иезуитов.

Еврея с немецкой культурой спасали от немцев венгерские работяги, шведский дипломат, католические священники и русские солдаты. Однако доминирующей антифашистской силой, естественно, в тех условиях считался Советский Союз. Неудивительно, что Корнай стал в итоге коммунистом. К советским воинам он испытывал глубокое чувство благодарности, на фоне которого меркли даже лично увиденные им сцены откровенного, наглого мародерства.

К концу войны у него не имелось четких жизненных установок. Отец его любил и обеспечивал, но почти не воспитывал. Сильных, авторитетных учителей на долю Яноша тоже не досталось. В итоге жизненный путь пришлось искать самому, и доминирующая идея эпохи, естественно, оказала чрезвычайно сильное воздействие на исстрадавшегося, перепуганного еврейского юношу, метавшегося от одной этической системы к другой в поисках ответов на насущные мировые вопросы. Он, как миллионы своих современников, выбирал коммунизм не умом, а сердцем. Выбирал, не имея ни опыта, ни знаний, ни приличного образования, а только память о пропавшем в Освенциме отце и маячившую перед глазами картину — гора окоченевших обнаженных еврейских трупов, доходившая до вторых этажей зданий будапештского гетто.

За первые шесть-восемь месяцев 1945 г. Корнай превратился из молодого человека, далекого от коммунистической партии, в так называемого сочувствующего. А вскоре он стал даже работать в Центральном комитете венгерского «комсомола». Помимо всего прочего к коммунистическому движению его тянули еще и мысли о будущем: что станет с евреями, не повторится ли катастрофа? Нараставшего в СССР при позднем Сталине антисемитизма он не видел, но последствия нацизма, выросшего из капиталистической системы, все время были перед глазами. А потому, врастая в коммунистическое окружение, он все больше терял еврейскую идентичность и чувствовал себя уверенным в завтрашнем дне.

Никакого университета он так и не закончил. Диссертацию впоследствии защищал, не имея высшего образования. Знания по крупицам собирал из множества книг, прочитанных на венгерском и немецком языках.

Столь своеобразное интеллектуальное путешествие привело к противоречивым результатам. С одной стороны, он восхищался трудами Сталина, сумевшего навести четкий порядок в путанице философских систем. Но с другой — привык сам доискиваться до истины, не ожидая подсказок и спущенных сверху указаний.

На первых порах такая противоречивость фигуры Корнай способствовала карьере. Молодой марксист был нужен партии. Убежденность и интеллигентность, не обремененные серьезным образованием, очень подходили для должности идеологического работника: может писать и говорить, но вряд ли способен бросить критический взгляд на формирующуюся в Венгрии коммунистическую систему.

В 1947 г. Янош перешел на работу в главную коммунистическую газету страны, а через пару лет стал крупным функционером — руководителем экономического отдела. Ему был всего 21 год, он не имел ни профильного образования, ни опыта хозяйственной работы. Зато знал, что Маркс во всем прав.

В порыве коммунистического энтузиазма Корнай умудрялся не замечать все нарастающих в экономике дефицитов, очевидных для любого венгерского обывателя. Умудрялся он не замечать и политических репрессий, развязанных режимом Матяша Ракоши. Точнее, он их заметил, но был убежден в том, что никого без вины в тюрьму не сажают. Словом, Янош стал типичным убогим продуктом сталинского режима, каких в СССР и в Венгрии было тогда миллионы. Миллионы эти такими же убогими и остались, хотя десятки тысяч плакали после XX съезда КПСС. Что же касается Корнай, то способность к самостоятельному мышлению в конечном счете сделала из него выдающегося ученого.