«[Рассказ о немецком завоевании винделиков ( вандалов, — В.М.) в Поморье] Тем не менее, до сего дня винделики и славы остаются в тех местах около Любека, Ростока, Мисны, но не в городах, а в сёлах и деревнях, особенно те, что называются сарбы и винды. Остаются ещё и старые имена поляков и винделиков в названиях мест, замков и городов: ведь и Любек и Росток и Мекельсбург ( Мекленбург, — В.М. ) — имена польские».[74]
Вне сомнения, Меховский использовал уникальные источники и наблюдения, что делает его сочинение особенно актуальным. Он выдвигал цельную гипотезу о вандалах, которые, по его мнению, вместе с другими родственными племенами произошли из Польши.[75]
В то же время, из всех иностранцев конца XV — начала XVI вв., писавших о Руси, Меховский наиболее определённо и последовательно отличает Руссию от Московии. (Сведения об этом у Матвея заимствовал С. Мюнстер.) Такое разграничение, конечно, не было полностью оправданным. Матвей Меховский просто писал о других русских землях, не связанных политически с Московским государством. Речь шла о Карпатской Руси:
«Ограничена Руссия — с юга Сарматскими горами и рекой Тирасом, которую жители называют Днестром (Niestr); с востока Танаисом, Меотидами и Таврическим островом; с севера — Литвой, с запада — Польшей.
…У Сарматских гор живёт народ русский (Ruthenorum), во главе которого стоят знатные люди из поляков… Столица Рутении — укреплённый город Львов с двумя замками — верхним и нижним».[76]
По сей день, когда два народа — великорусы и русины (значительно удалённые географически друг от друга) именуют себя «русскими», то можно предположить, что общее самоназвание уходит корнями в глубокую древность. При том, что русинская проблема сегодня приобретает острую политическую актуальность, главным образом, на Украине, которая не желает признавать русинскую идентичность.
Меховский находил «русские» корни и в Литве, где «много князей литовских и русских».[77] Именно к Литовской Руси он относил Новгород.[78]
Два года спустя после выхода «Трактата», Матвей Меховский опубликовал ещё одно своё сочинение — «Польскую хронику», в которой выделял русских в качестве самостоятельного народа и высказывал сомнения относительно легенды про Леха и Руса.
Первую польскоязычную (все предыдущие были на латыни) историческую «Хронику» составил Мартин Бельский.[79] В отличие от своих предшественников, Бельский не ограничился описанием польской истории и писал о месте Руси в мировой истории. Территория современной ему «Московии» представлялась общей родиной всех славянских народов, в том числе и поляков. Предки славянских народов, согласно свидетельству Бельского, некогда обитали в северном Причерноморье и носили имя роксоланов, созвучное наименованию русского народа.
Хроника Бельского приобрела большую популярность среди читающей публики Польского королевства. Достаточно заметить, что она выдержала три переиздания на протяжении всего пятнадцати лет после первой публикации, а также была переведена на русский язык. Александр Гваньини как бы повторял тезисы Бельского. «Возможно, — писал он, — этот Рус, внук Лехов, и мог править в Русии. Но Русь называлась так задолго до него».[80]
Другой польский автор, Мартин Кромер отрицал связь этнонима «Русь» не только с именами библейского Роша (Кн. Иез. 38-39) и легендарного Руса, но и с наименованием роксолан.[81] Сам Кромер осторожно склонялся к варяжской версии, отдавая предпочтение сказанию о Призвании Рюрика, Синеуса и Трувора.[82] Однако в последующих изданиях его трактата этот фрагмент подвергся редакционным изменениям, параллели с версией Герберштейна были ослаблены, а сам рассказ о варяжских братьях был перенесён в другую главу.[83]
М. Стрыйковский считал отчасти возможным параллельное употребление форм «роксоланы» и «руссы». В то же время он возражал против применения латинизированного написания «рутены», ссылаясь на то, что сходным образом именовалось одно из кельтских (?) племён «во французской Аквитании».[84]
Стрыйковский принимал версию Герберштейна, главным образом, текстологически. Он считал вероятным, что на Руси «по причине общих границ правили либо шведские, либо датские, либо прусские князья». Ссылаясь на «некоторых историков», Стрыйковский писал, что «издавна славный город Вагрия, основанный недалеко от Любека вандалитами», являлся местом, откуда «руссаки выбрали себе князей из этих вагров или варягов и вандалитов».[85]
Читать дальше