Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Нет, нет. Здоров.

- Знаешь, твоя книга на днях выйдет в Берлине. Я договорилась с издателем. "Рассказы о горе" - я сама дала такое название, некогда было тебе писать, да и цензура...

- Боишься цензуры?

- Кто ее сейчас не боится. А что? Отчего ты спросил так?

- Как?

- Ну, не знаю... Так...

- Это ты с дороги так нервна, Гелена.

- Почему "Гелена"? Я не люблю, когда ты меня так называешь.

- Я очень устал, Геленка. Давай я приму пальто.

- У тебя жарко.

- Я не отворял окон, мерзну что-то.

На кухне, глянув на Гуровскую, которая сразу же начала хлопотать у стола, Ноттен закрыл глаза и снова стал растирать лицо так, что появились красные жирные полосы.

- Ой, ты похож на жирафу, - рассмеялась Елена Казимировна, - такой же полосатый!

- Нервы расходились. Все жду, жду, жду, когда придут - а они не приходят.

- Кто? ...

- Жандармы.

- Ты с Красовским не встречался?

- С кем?! - испуганно переспросил Ноттен, вспомнив сразу же лицо Глазова и его слова о "псевдониме".

- Что ты, милый? - улыбнулась Гуровская. - Будто испугался чего...

- Нет, нет, чего мне пугаться? Какого Красовского ты имеешь в виду?

- Историк. Публицист. Профессор Красовский?

- Адам Красовский. Пан Адам?

- Кажется. Ты знаешь его?

- Шапочно. А что?

- Нет, ничего.

- Почему ты спросила о нем?

- Роза Люксембург считает, что он к нам близок, она мечтает привлечь его к работе в газете. Как ты думаешь - согласится?

- Никакой он не близкий к вам и не согласится ни на какую запрещенную работу.

- Кто тебе сковородки чистит? Меланья?

- Что?! - в ужасе спросил Ноттен.

- Сковородки плохо чищены. Песком надо и кипятить. Сала - в палец.

- Я не замечал.

- Ты ничего не пишешь о деле Грыбаса?

- Написал.

- Тебе яичницу сделать с салом или с постной ветчиной, Влодек?

"Теперь я до конца верю Глазову", - понял Ноттен и замер, Прикрыв руками лицо.

- Сделай глазунью.

- В Берлине говорят, что тут всё очень напряженно из-за процесса над Грыбасом.

- Ты знаешь его?

- Да. В Париже напечатали статью, - предлагают отбить его из тюрьмы. Здесь об этом не думают?

- Я не слыхал.

- А где подставка, Влодек? Ах, мужчины, мужчины, оставь вас одних на месяц - ничего потом в доме не сыщешь.

- Ставь на тарелку.

- Ты же знаешь, я не люблю, если некрасиво.

- Поставь мне на руку, - тихо сказал Ноттен, - послушаем, как зашипит мясо...

Гуровская резко обернулась:

- Что с тобой?

В глазах у нее появился испуг, потому что в голосе Ноттена сейчас было что-то похожее на голос Дзержинского, когда они расставались в "Адлере".

- Ничего.

- Я тебя заберу с собой в Берлин. Съезжу туда на пять дней, по делам партии, и вернусь за тобою. Право. Не отказывайся. Тебе нельзя больше здесь. Ешь, родной. Соли достаточно?

Профессор Красовский визиту Дзержинского не удивился, потому что двери его дома были открыты с утра и до вечера - особенно для студентов и гимназистов. Библиотека польских классиков, книги по географии Польши, истории, философии, юриспруденции - все это привлекало молодежь: где еще найдешь нецензурированиого Мицкевича и полного, изданного в Париже Словацкого?!

- Чем могу? - спросил Красовский, усаживаясь в кресло. - Слушаю вас.

- У меня несколько необычное дело...

- Представьтесь, пожалуйста.

- Доманский. Юзеф Доманский.

- Студент? Какого факультета?

Дзержинский оглядел взъерошенную седую голову Красовского, подслеповатые, голубые глаза большого ребенка, улыбнулся чему-то:

- Я с тюремного факультета, профессор.

- Простите? - Красовский не понял. - Тюремного? Вы эдак о российской юриспруденции?

- Нет, меня следует понимать буквально. Я бежал из ссылки, сейчас здесь нелегально.

- Хм... А если вас арестуют у меня?

- Не должны. Я довольно долго готовился к тому, чтобы прийти к вам, слежки за мною не было.

- Надеюсь, вы понимаете, что задал этот вопрос, опасаясь не за себя?

- Понимаю, пан профессор.

- Итак, слушаю вас.

- Нам нужна помощь.

- "Нам"? Кого вы имеете в виду? Польских социалистов?

- Нет. Социал-демократов.

- Странно. Насколько мне известно, социал-демократы чаще обращаются за помощью к русским, немецким или еврейским ученым: чисто польская проблематика вас не очень-то волнует.

- От кого у вас эдакий вздор? - Дзержинский не сумел скрыть гнева. - Я не думал, что интеллигент может быть таким предвзятым.

- Это не предвзятость, господин Доманский. Это факт. Пожалуй, что только ППС и "Лига народова" ставят во главу угла наши проблемы, их волнуют прежде всего мытарства, чаяния и надежды нашего народа.