Владимир Абаринов - Проклятие дома Виндзоров

Этот упрек несправедлив – Бьюкенен не имел доступа к царскосельским пленникам и никоим образом не мог лично передать телеграмму.

* * *

Напрасно британский посол не обратил внимание на слова Керенского о том, что царь и его семья не смогут уехать из страны, «пока не будет окончен разбор взятых у него документов».

«Временное правительство, – говорит Львов, – было обязано, ввиду определенного общественного мнения, тщательно и беспристрастно обследовать поступки бывшего царя и царицы, в которых общественное мнение видело вред национальным интересам страны».

На то же самое обстоятельство указывает Керенский: «Интеллигентно-буржуазные массы и в частности высшее офицерство определенно усматривали во всей внутренней и внешней политике царя, и в особенности в действиях Александры Федоровны и ее кружка, ярко выраженную тенденцию развала страны, имевшего, в конце концов, целью сепаратный мир и содружество с Германией. Временное правительство было обязано обследовать действия царя, Александры Федоровны и ее кружка в этом направлении».

Это и есть настоящая причина ареста. На обвинениях придворной «камарильи» и лично императрицы в государственной измене строилась вся пропаганда либеральной оппозиции, ее требования заменить ставленников «темных сил» ответственным министерством.

В знаменитой речи Милюкова «Глупость или измена», которую он сам называл «штурмовым сигналом революции» не было фактов, уличающих «камарилью» (Александр Солженицын в «Красном колесе» подробно цитирует и анализирует этот демагогический текст), но есть зато удивительное признание: «Когда мы обвиняли Сухомлинова, мы ведь тоже не имели тех данных, которые следствие открыло. Мы имели то, что имеем теперь: инстинктивный голос всей страны и ее субъективную уверенность».

И вот теперь, когда у власти наконец «ответственное министерство», как же не обнаружить факты, не вскрыть заговор венценосных предателей, не подкрепить доказательствами «инстинктивный голос» и «субъективную уверенность»?

Вот для чего были арестованы Николай Александрович и Александра Федоровна Романовы.

Судить царя! Такого в русской истории еще не бывало.

Судили Карла I в Англии, судили Людовика XVI во Франции, но оба процесса были, скорее, судилищами. В России же царей убивали тайно. Параллели с обеими революциями напрашивались сами собой. Но вожди русской революции не желали таких сравнений. Они хотели судить царя честным судом, воздать ему по справедливости.

Отсюда идея предъявить царю и царедворцам обвинения по законам Российской империи. Им, в частности, предполагалось вменить государственную измену по статье 108 Уголовного уложения. Планировались открытые судебные процессы, которые разоблачат перед всем миром преступность царского режима.

Балморал – замок в области Абердиншир, частная резиденция английских королей в Шотландии

Для расследования преступлений высших сановников была учреждена Чрезвычайная следственная комиссия, а в ее составе – специальный отдел с изумительным названием, больше подходящим для какого-нибудь церковно-демонологического учреждения, «Обследование деятельности темных сил». Председатель Чрезвычайной комиссии присяжный поверенный Муравьев был убежден в виновности царя и царицы. Он верил даже слухам о прямом проводе из царскосельского дворца в Берлин, посредством которого Александра Федоровна будто бы выдавала кайзеру Вильгельму военные тайны. Провод искали, но не нашли.

В интересах этого следствия Керенский и ввел режим, затруднявший Николаю и Александре общение не только с внешним миром, но и между собой. Был период, когда им запретили встречаться иначе, как за столом, причем во время этих встреч в присутствии соглядатаев они должны были говорить только по-русски и на «общие темы». У супругов изымались документы, в том числе их частная переписка. Не сумев оградить свою частную жизнь от вторжения (некоторые письма частного характера попали в газеты), бывшая императрица стала жечь бумаги. Керенский, узнавший об этом от прислуги, тотчас учинил обыск в помещениях семьи.

О «материалах», свидетельствующих против царицы, рассказывает товарищ председателя комиссии, бывший прокурор Петербургской судебной палаты С. В. Завадский, в конце концов не выдержавший профанации и подавший в отставку: «В одном газетном листке – из тех, что „республиканские убеждения“ смешивали с „грубой развязностью“ – появился ряд телеграмм за подписью „Алиса“. (Алиса – имя императрицы Александры Федоровны до православного крещения. – В. А.) с зашифрованными местами отправления и назначения, содержанием своим указывающих на измену… Аляповатость подделки бросалась в глаза, но Муравьев так и взвился… Сотрудник упомянутой газеты, молодой человек, ухаживавший за барышней, служившей на телеграфе, посулил ей, в поисках за сенсационным материалом, коробку конфет за что-нибудь из ряда вон выходящее; барышня спустя несколько дней передала ему пачку телеграмм…» На допросе телеграфистка созналась в подлоге, но потом, видимо, под давлением следствия, попыталась отказаться от своих показаний.