Эта телеграмма, подписанная Сталиным от имени Центрального Комитета ВКП(б) демонстрирует, что избиения и пытки, которые использовались в разгар «чисток», могут быть использованы вновь — уже от его имени [515]. Хозяин не потерпит ни инакомыслия, ни жалости к тем, кто будет противостоять ему в любом отношении. Во время «Великих чисток» он лично утверждал казни тысяч людей, как было, например, 12 декабря 1038 года. По данным Дмитрия Волкогонова, в этот день был установлен чудовищный «рекорд», когда Сталин и Молотов санкционировали арест 3167 человек [516]. Отношение Сталина к тем, кого он считал своими врагами не изменилось и в первые месяцы войны.
То, что он знал об использовании пыток арестованных во время последней волны арестов, не подлежит сомнению. Двое из тех, кто был освобожден — Ванников и Мерецков, подвергались физическим издевательствам. По делу Ванникова — в показаниях, данных следователями А.А. Зозуловым и И.И. Матевосовым, рассказывается, как следователь Борис Родос швырнул его на пол, а затем прыгнул на него с криком: «Говори, говори все!» По словам Матевосова, был отдан приказ получить от Ванникова показания, уличающие других. Протокол, подписанный едва живым Ванниковым, на самом деле был составлен Родосом.
22 декабря 1938 года, через месяц после того, как Берия стал наркомом внутренних дел, в НКВД был создан новый следственный отдел, который возглавил Богдан Кобулов. Небольшое понятие о том, как работал новый отдел, можно получить из материалов допросов сотрудников Наркомата иностранных дел, последовавших за отставкой наркома Максима Литвинова в начале мая 1939 года. (Литвинов был снят с должности, потому что был евреем и оказывал помощь Западу против фашистской угрозы). Одним из этих сотрудников был Евгений Гнедин, относительно молодой человек, который был главой пресс-бюро наркомата и одним из наиболее уважаемых лиц. Его арестовали в ночь с 10 на 11 мая и привели на допрос к Кобулову в 3 часа утра. Гнедин отверг обвинение в том, что он был шпионом, как смехотворное и казался уверенным в скором освобождении. В 10.00 его опять вызвали на допрос, но на этот раз прямо в кабинет Берия. Кобулов тоже был там, и они коротко посовещались между собой по-грузински. Когда Гнедин сел рядом со столом Берия, тот сказал громким голосом, что по данным Кобулова, он является иностранным шпионом. Когда Гнедин вновь отверг обвинение, сказав, «Я не шпион!», Кобулов сильно ударил его. В это время в кабинет вбежали несколько крепких молодцов, которые стали избивать его. Затем Берия закричал: «Ложись!» Гнедин лег на спину. Берия приказал ему повернуться, а когда он замешкался, то сотрудники НКВД грубо перевернули его и стали избивать резиновыми дубинками. Сквозь этот шум он слышал голос Берия, который кричал: «Не оставляйте следов!» [517]
К февралю 1941 года Следственный отдел, созданный в 1938 году, был расширен и стал «Следственным отделом по особо важным делам». Его начальником стал Лев Влодзимирский — сибиряк, бывший матрос, сотрудником спецслужбы с 1928 года [518]. Почти все следователи этого отдела были ветеранами «чисток». В числе старших следователей и заместителей были Родос и Шварцман — оба известные своей безжалостностью.
Кстати, в 1956 году Родоса судили за жестокое обращение с подследственными во время допросов. Среди тех, кто давал показания против него, был маршал Мерецков, который описывал избиения, которые он получил — Родос, в частности, ударил его так сильно, что сломал ему ребро, и Мерецков упал на пол, крича от боли [519].
Хотя репутация Шварцмана как беспощадного следователя была точно такой же ужасающей, как Влодзимирского и Родоса, он, по словам одного из арестованных, таким не выглядел: «Он был плотным, с бледным от недосыпания лицом, и если встретить его на улице, его можно было принять за перетрудившегося инженера большого завода» [520]. Тем не менее, Шварцман был отвратительным человеком. Рассказывают, что когда был арестован Григорий Штерн, то первый допрос, учитывая его звание, проводил первый заместитель Берия — Меркулов, в своем кабинете, где присутствовал и Шварцман. Меркулов попросил Штерна рассказать о своих преступлениях, на что тот ответил, что он не совершал преступлений против своей страны. При этих словах Шварцман встал со своего места и ударил Штерна по лицу электрическим кабелем, выбив ему правый глаз из глазницы. Штерн упал на пол. Меркулов укоризненно посмотрел на Шварцмана и на кровь на дорогом ковре. Шварцман извинился, сказав, что хотел ударить Штерна по шее, но промахнулся. Затем он позвал охрану, которые перевязали Штерну глаза и отвезли в Сухановку — наверное, в самую плохую тюрьму в пределах Москвы [521].
Читать дальше