Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Григория Распутина он решил уничтожить во что бы то ни стало. В январе 1913 года Родзянко получил из Царицына явно инспирированное мятежным солнцепоклонником письмо с пятьюстами подписями, в котором внимание председателя Государственной думы обращалось на то, что Распутин вновь стал появляться при дворе и ходить на приемы к обер-прокурору В. К. Саблеру. Испуганный Саблер все отрицал, а Николай II, также не на шутку встревожившийся, предупредил Родзянко через министра МВД Н. А. Маклакова о крайней нежелательности обсуждения в Думе вопроса о Распутине. Тогда Родзянко решил расправиться с Распутиным «по-домашнему» и, увидев его в день открытия романовских торжеств во время литургии на одном из почетных мест в Казанском соборе, чуть не взашей вытолкал из храма, несмотря на то что Распутин показал выданный царями пригласительный билет. «О Господи, прости его грех», – только и вымолвил оскорбленный Григорий… 143

Антираспутинская наэлектризованность в столице становилась все более плотной и угрожающей. По воспоминаниям М. В. Родзянко, «общее впечатление зимой 1913–1914 года было такое, что высшее петербургское общество вдруг прозрело. Всюду были разговоры о Распутине, и всех он волновал. <���…> Такие люди, которые раньше строго молчали обо всем… из чувства ли порядочности или просто уважения к своему государю, говорили теперь – некоторые со страхом, другие с отвращением, третьи с улыбкой – об этом человеке» 144. Немногочисленные голоса бескорыстных распутинских симпатизантов тонули в общем оппозиционном гуле.

И дело здесь было, разумеется, не столько в Распутине как таковом, сколько в полной исчерпанности тех морально-политических ресурсов, благодаря которым самодержавная власть поддерживала свой авторитет на протяжении столетий. Образовавшаяся в самом фундаменте государственного здания гигантская идейно-нравственная пустота стремительно заполнялась кипящей лавой оппозиционного возбуждения.

«Беда в том, что о Распутине говорили, и говорили слишком много, и этими разговорами его создали, – замечал в этой связи лейб-медик императора Николая II Е. С. Боткин. – Если бы не было Распутина, то противники Царской семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь» 145.

Однако Распутин, казалось, самим Провидением был послан как «идеальный объект» всеобщего негодования русской либерально-православной общественности начала XX века, жаждавшей влиять на большую политику, но не имевшей к тому, по сути, никаких возможностей, помимо конфликтно-деструктивных. Волна ненависти к «старцу» (за которой скрывалось резко возросшее недоверие к монарху) взметнулась на небывалую до той поры высоту. Экстремистски настроенные представители крайне правых взглядов принялись активно разрабатывать планы физического уничтожения «святого черта».

В октябре 1913 года Илиодор составил целую банду «из обиженных Распутиным девушек и женщин» 146, перед которыми была поставлена задача довершить дело, неудачно начатое юродивым Митей Козельским: оскопить «старца». Уже были пошиты великосветские платья для внедрения секс-бомбисток в аристократическую среду, но тут, по словам Илиодора, нашелся предатель, и дело сорвалось. Тогда двадцативосьмилетняя участница труфановской «команды», крестьянка Сызранского уезда Симбирской губернии Хиония Кузьминична Гусева – по свидетельству Илиодора, «девица – умная, серьезная, целомудренная», хотя и с провалившимся от сифилиса носом, – поклялась в одиночку покарать Григория: «Да Гришка-то настоящий диавол. Я его заколю! Заколю, как пророк Илья, по повелению Божию, заколол 450 ложных пророков Вааловых!» 147

В том же году генерал И. А. Думбадзе прислал директору Департамента полиции С. П. Белецкому шифротелеграмму, в которой просил официального разрешения избавиться от Распутина во время переезда на катере из Севастополя в Ялту. Глава МВД Н. А. Маклаков, правда, оставил телеграмму без ответа, и переезд Распутина прошел без осложнений. Однако Думбадзе не успокоился и продолжал разрабатывать иные, не менее романтические сценарии: разбойное нападение на «старца», сбрасывание его со скалы, на которой стоит «железный замок», и т. п.

Сжатые со всех сторон кольцом всеобщей ненависти, Александра Федоровна и Распутин еще острее ощутили потребность во взаимной поддержке и в то же время еще сильнее отдалились от великосветского окружения, стали более явно противопоставлять свою волю его фрондерским настроениям.