Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Логично допустить, что в данный отрезок времени царь «невольно» отмечал в своем Дневнике не встречи с Распутиным как таковые, но лишь те моменты, в которые он получал различные подтверждения (включая чисто эмоциональные) того, что Григорий и вправду божий человек.

Таким образом, следует предположить, что Распутин сумел получить эксклюзивный доступ к сердцам их величеств вовсе не потому, что догадался вовремя презентовать им изображение малоизвестного провинциального угодника. Григорий смог достичь этого потому, что, как верно отметил С. П. Мельгунов, явился «в первый революционный кризис как бы спасителем династии» 48. На протяжении труднейшего в жизни императорской России отрезка времени Распутин был рядом с царями и оказывал им незаменимую психологическую помощь. М. В. Родзянко (хотя и явно по позднейшим слухам) воспроизводит картину того, как чисто технически мог выглядеть перманентный контакт «старца» и членов царской семьи в эти годы. В период революционного лихолетья 1905–1907 годов, пишет Родзянко, Распутин «всячески утешал царскую семью, усердно при ней молился, заверял, что-де при его усердной молитве с царской семьей и наследником-цесаревичем не сможет случиться никакой беды, незаметно приобретал все большее и большее влияние и наконец получил звание „царского лампадника“, то есть заведывающего горевшими перед святыми иконами неугасимыми лампадами. Таким образом, он получил беспрепятственный вход во дворец государя и сделался его ежедневным посетителем по должности своей, вместо спорадических его там появлений по приглашению. Надобно при этом отметить, что император Николай II был большой любитель, знаток и ценитель св. икон древнего письма… <���…> Надо полагать, что, вверяя попечению Распутина столь чтимое им собрание икон, государь, несомненно, проявлял к новопожалованному царскому лампаднику известное доверие…» 49.

По всей видимости, описанный выше прием психологического воздействия на императора Распутин использовал и в дальнейшем. Так, если верить рассказам «Дневника», обеспокоенный зверством князя Татищева, спустившего на просителей собак, которые в итоге загрызли одного из них, Распутин, по собственным словам, «порешил с Царем разговор разговаривать. Взял и Илиодорушку с собой. Говорю я это, а при этом и Царица-Матушка сидит. „Вот, – говорю, – до чего люты начальники, живьем человека загрызть. Ходока за мирское дело“. Царь молчит. А как дошло слово до того, что урядника живьем сожгли, Царь и воскликнул: „Все деревни под суд. Всем розги, всем розги“. А Илиодорушка побледнел и тоже шепчет: „Под суд, под суд“. Я как стукну по столу. Царица-Матушка вскочила, а Царь затрясся. „Молчи, – говорю, – молчи, подтыкало, – это я Илиодорушке, – я не тебе, а Царю говорю: Ты мужика как учить собираешься? – Через жопу. Жопу драть хочешь – дери, а разум через голову вести надо. Жопу выдрал, а в голове у него такая злоба вырастет…“ Царь побледнел. „А что же, говорит, делать надо?“ – „А то, что науку не розгой, а умным словом вводить надо“. Как ушли мы, Илиодорушка и говорит: „Как ты смеешь так с Государем разговаривать?“ – „А то как же? С Царями говорить не разумом надо, а духом. Он разума не понимает, а духа боится“. Вот» 50.

При этом Распутин довольно тонко чувствовал конъюнктуру и, как можно понять, давал Николаю II рекомендации в строгом соответствии с «критерием целесообразности». Так, Григорий не стал, несмотря на отчаянные просьбы епископа Гермогена, выступать против Указа 9 ноября 1906 года (Столыпинской земельной реформы): «Миленький владыка! – ответно телеграфировал Григорий в характерном для него ключе „концептуального эгоцентризма“. – Не беспокойся, закон я провожу. Он – хорош. Все будет хорошо. Сам после увидишь и узнаешь. Григорий» 51.

Несмотря на психологическую слабость Николая II, в отношениях с ним, так же как и с Александрой Федоровной, Распутину приходилось держать ухо востро – прежде всего потому, что император был подвержен постоянному влиянию со стороны сил, враждебных «старцу». В «Дневнике» описывается весьма характерный в этой связи эпизод.

Вдовствующей императрице якобы приснился сон, который был трактован как намек на падение династии «от мужика». Николай тут же впал в отчаяние. Александра Федоровна по секрету рассказала обо всем Распутину. «Ну вот, назавтра сижу это я у Аннушки. Ен приезжает. С виду веселый, а Сам как заяц загнанный: все с перепугу оглядывается, дрожит, будто отдышаться не может. Подошел я это к яму и говорю: „Очень мне даже тяжело глядеть, как ты мучаешься… и хотелось об тебе помолиться“. А Ен молчит, да все так с боязней на меня глядит. „Ну вот, – говорю я, – не знаю кто и не знаю чем тебя напужал, только сдается мне, что тебя обоврали. Заместь великой радости про печаль сказали“. Вот. А Ен даже подскочил: „Откуль знаешь? Кто сказал?“ А я так смеюсь: „Ничего не знаю, нихто ничего не сказывал. Только Твои глаза испуг и печаль показуют“. Вот. А Ен в растерянности и грит: „Григорий, мне сказывали, будто… ты… меня… убьешь!“ А Сам глазами так и колет. От Яго таких слов и я задрожал… И говорю: „Папа мой! Я раб Твой… против тебя што пушинка легкая: подул и нет ее, унесет ветром и затеряется… и больно мне и обидно такие слова слышать. И язык мой того не скажет, об чем ты подумал. Ну а теперь вот слушай: Твоя судьба с моей перепуталась. Еще до рождения, понимаешь, до рождения тоненьким росточком твой царский корень об мой мужицкий обвился, а для сие нужно было, штобы помочь тебе до солнышка дотянуться, а Твое солнце – Твоя царская мощь и слава! Вот. Я тебе в помощь. Вот послушай, завертять тебя твои враги, скрутят, а я топориком, топориком все сучья обрублю. Может, сам упаду, а Твою царскую голову из прутьев освобожу“. Вот. Говорю это я, а сам дрожу… И Господи-ли Боже мой! Лбом… царским лбом Земли коснулся и сквозь слезы сказал: „Отец Григорий! Ты мой спаситель. Ты святой, ибо тебе открыты пути Господни…“ А сам весь дрожит. Запинаясь, рассказал про сон своей матери. И я Яму сказал: „Об чем буду говорить, ежели я сон разгадал, не зная яго. Я защита твоя – твоим врагам на страх и на унижение“» 52.