Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Как можно предположить, внезапная уверенность вечно колеблющегося Николая в том, что его поддержат «80 проц. народа», объяснялась фактором мощного психологического воздействия со стороны какой-то влиятельной персоны, репрезентирующей в глазах императора «народ». Кто мог ею быть? Кто-то из придворных или членов семьи? Вряд ли. Это должен был быть кто-то, кто вполне жизненно, а не только на словах связан с русской народной массой. Учитывая косвенные факторы, о которых шла речь чуть выше (запись в царском Дневнике и свидетельство Илиодора), есть основания полагать, что такой персоной оказался в тот момент именно Григорий Распутин.

И хотя в конце концов взволнованным сановникам все же удалось убедить Николая исключить из текста Основных государственных законов упоминание о неограниченном характере царской власти, моральная поддержка, которую, как можно предположить, Григорий оказал самодержцу в период принятия им наиболее драматичных для него политических решений, без сомнения, оставила в его душе глубочайший след.

Таким образом, если история, рассказанная Феофаном и переданная Илиодором, имеет под собой историческое основание, то вряд ли стоит удивляться тому, что к лету 1906 года Распутин – уже, вероятно, самый влиятельный среди бывавших при дворе божьих людей. Он пользуется явным доверием и симпатией со стороны императорской четы. «Вечером были на Сергиевке и видели Григория!» – упоминает царь 18 июля 1906 года в Дневнике о своей встрече со «старцем» как о событии бесспорно радостном и значимом (об этом свидетельствует восклицательный знак) для себя и своей семьи и не требующим специальных пояснений и напоминаний. Как можно предположить, общение царской четы с Григорием в это время было если и не регулярным, то многократным. Вероятно, встреча с Григорием после многодневного (но никак не многомесячного – иначе эмоциональность восприятия встречи была бы, напротив, приглушена) периода разлуки и вызвала у Николая столь радостный возглас. Менее правдоподобно предположение, что 1 ноября 1905 года Распутин произвел на царя столь глубокое впечатление, что тот хранил его вплоть до середины следующего года, при этом никак не попытавшись снова увидеть так поразившего его божьего человека. По этой же причине вряд ли верно предположение о том, что в период с ноября 1905 по июль 1906 года Николай и Александра довольствовались лишь «распутинианой» из уст Милицы и Станы. Куда надежней допустить, что если интерес с Григорию возник сразу же, то есть еще в ноябре 1905 года, то вскоре неизбежно должно было начаться и его общение с царской семьей.

Таким образом, октябрьское свидание 1906 года, состоявшееся после того, как Распутин телеграфировал на высочайшее имя о своем желании преподнести царям икону Святого Праведника Симеона Верхотурского, не явилось, вопреки мнению А. Н. Боханова и Э. С. Радзинского, ключевым моментом в истории восхождения «старца» к вершинам самодержавной пирамиды.

Вот как выглядит эта встреча в описании самого царя: «13-го октября. Пятница. <���…> В 6¼ часа к нам приехал Григорий, он привез икону Св. Симеона Верхотурского, видел детей и поговорил с ними до 7½» 46. Итак, царь вновь пишет о Григории как об очень хорошо знакомом всем членам семьи человеке. Кроме того, если внимательно вглядеться в эту запись, становится ясно, что занесения в Дневник встреча с Григорием удостоилась не в связи с самим фактом того, что она произошла, а в связи с особо торжественным и утверждающим духовный авторитет божия человека Григория контекстом – поднесением им иконы Св. Симеона Верхотурского.

При этом о встрече Григория с детьми Николай пишет как о вполне рутинном событии. Ясно, что если бы эта беседа случилась впервые, царь должен был бы дать хоть какую-то оценку ее итогам. Однако он просто пишет о ней как о чем-то вполне обычном и не требующем комментариев. А ведь до этого в царском Дневнике о встречах «старца» с детьми не упоминалось ни разу. Данное обстоятельство, как представляется, также свидетельствует о том, что далеко не все встречи царской семьи с Распутиным находили свое отражение в Дневнике Николая.

Этот же вывод напрашивается и в связи с третьим за 1906 год упоминанием царского Дневника о Распутине, от 9 декабря: «Обедали Милица и Стана. Весь вечер они рассказывали нам о Григории» 47. Данная запись, как нетрудно понять, также сделана именно потому, что произошло нечто важное, подтверждающее духовные добродетели хорошо знакомого Николаю человека по имени Григорий.