Борис Фрезинский - Писатели и советские вожди

Эренбург и Мальро опасались, что включение в книгу полных текстов сугубо пропагандистских выступлений сделает ее нечитаемой.

Имеется в виду право переиздания книг, удостоенных Гонкуровской премии.

Немецкий писатель А. Канторовиц с 1933 г. находился в Париже в эмиграции.

И. Эренбург и А. Мальро были беспартийными.

РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 511. Л. 1–6. Впервые: Фрезинский Б. Великая иллюзия — Париж, 1935 // Минувшее. № 24. СПб., 1998. С. 220–223.

Неизвестные страницы Дневника Роллана (май 1935) // Диалог писателей. Из истории русско-французских культурных связей XX века. 1920–1970. М., 2002. С. 275.

Эренбург (2, 67).

Эренбург (3, 86).

РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 511. Л. 1.

Эренбург (2, 135).

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 710. Л. 24.

При публикации этого текста в книге «Большая цензура» (С. 382–384) составитель датировал его странно: «20 июля 1935 г. (не ранее)» — хотя очевидно, что написанное в Париже письмо Эренбурга Бухарину было послано с диппочтой и Бухарин, получив и прочтя его и приготовив копию, отправил ее Сталину 20 июля, следовательно, письмо написано Эренбургом всяко на несколько дней ранее 20 июля. В фонде Бухарина (№ 329) РГАСПИ это письмо отсутствует. Что касается заголовка, то неизвестно, принадлежал он Эренбургу или дан Бухариным.

Доклад Ф. И. Панферова.

Содоклад о грузинской литературе сделал председатель правления Союза писателей Грузии, литературный критик, ректор Тбилисского университета М. Торошелидзе.

Это письмо автору неизвестно.

От фр. gaffe — неловкое выражение (faire une gaffe — совершить промах, дать маху, допустить бестактность).

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 710. Л. 25–29.

Там же. Л. 1. Эта резолюция внесена в книгу резолюций Сталина (РГАСПИ. Ф. 58. Оп. 11. Д. 833. Л. 18).

Большая цензура. С. 387–389.

Характерно, что оба письма расположены по хронологии поступления в одном «Деле» сталинского архива.

Речь идет о болгарских участниках Парижского конгресса, среди которых был и член Бюро Ассоциации Л. Стоянов.

В «Записках маленькой дамы» секретаря и приятельницы А. Жида Марии ван Риссельберг есть запись 14 октября 1935 г.: «Жид рассказывает, что видел Мальро, который беседовал длительно с Эренбургом по поводу внезапного решения Жида не ехать в Россию. Эренбург отнесся очень серьезно к этому. Он считает, что не надо ссылаться на здоровье, что со всех точек зрения надо поехать — иначе отказ Жида нанесет ущерб и как раз в то время, когда надо укреплять франко-советский союз интеллектуалов; это очень пагубно скажется. Насколько Эренбург говорит в своих интересах, насколько поездка Жида зачтется ему лично? — это трудно выяснить. Жид в большом затруднении. С одной стороны, идея о том, что в СССР его примут за представителя Франции, хотя он будет играть пассивную роль — эта идея укоренила в нем желание отказаться от поездки. „Нет, нет; — я не создан для этой роли…“» ( Rysselberghe М. van. «Les Cahiers de petite Dame» — в книге «Cahiers Andre Gide». V. 5 (1919–1937). Paris, 1975. P. 478–479. Здесь и далее перевод И. И. Эренбург; архив автора). Далее; Риссельберг М. ван, с указанием страницы.

Имеется в виду Мария Грессхенер (Остен) — немецкая журналистка и писательница, близкая подруга Кольцова; узнав о его аресте, она приехала из Парижа в Москву, надеясь спасти любимого человека; 23 июня 1941 г. была арестована и 16 сентября 1942-го расстреляна.

Эренбург Письма. Т. 2. С. 17.

Эренбург вспоминал, как после завершения конгресса, где они с Кольцовым были избраны в секретариат Ассоциации, Михаил Ефимович сказал ему: «„Поскольку секретариат будет находиться в Париже, работать придется вам“. Ласково, но и насмешливо хмыкнув, он добавил: „Ругать будут тоже вас…“» (2, 73).

В этой фразе напрямую прочитывается указание Сталина «не дать нашим коммунистам доконать Эренбурга».

Копия — РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Ед. хр. 508. Л. 1, 2.; впервые: Фрезинский Б. Великая иллюзия. Париж // Минувшее. № 24. СПб., 1998. С. 225–226.

В связи с этим уместно привести фрагмент из воспоминаний Эренбурга: «К попыткам некоторых левых писателей Запада покритиковать хотя бы робко порядки сталинского времени Кольцов относился пренебрежительно, говорил: „X. что-то топорщится, я ему сказал, что у нас переводят его роман, наверно, успокоится“ или „Y. меня спрашивал, почему Буденный ополчился на Бабеля, я не стал спорить, просто сказал, чтобы он приехал к нам отдохнуть в Крым. Поживет месяц хорошо — и забудет про „бабизм Бабеля““. Однажды он с усмешкой добавил: „Z. получил гонорар во франках. Вы увидите, он теперь поймет даже то, что мы с вами не понимаем“» (2, 135).