Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

Через несколько дней ганноверская армия капитулировала, а её солдаты и офицеры были распущены по домам. Одновременно отряды под командованием генерала Сен-Сира заняли порты на юге Апеннинского полуострова [17] По условиям мирного договора 1801 г. с Неаполитанским королевством французы получили в своё распоряжение два порта на юге Апеннинского полуострова — Бриндизи и Отранто. Подписав Амьенский мир, Бонапарт обязался вывести войска с юга Италии, что и было исполнено. . Хотя первые выстрелы уже прогремели, в июне 1803 г. Бонапарт обратился к русскому императору со смелым предложением: пусть Александр станет судьей во франко-английском споре. Первый консул заявил, что доверяет объективности царя и желает, чтобы его арбитраж был «как можно более неограниченным». Речь, таким образом, шла не о переговорах, а о том, чтоб Александр выступил третейским судьей и сам постановил, кто и на что имеет право. Англия и Франция могли принять этот суд или отказаться от него и продолжить войну.

Однако русский арбитраж решительно отвергла Англия. Интересно, что Семён Воронцов уже настолько отождествлял себя с английскими правящими кругами, что сам мотивировал отказ англичан от лица английского министра иностранных дел. Русский посланник указал, что «он ( Хоуксбери ) не обладает даром выражаться определённо и ясно, а пишет ещё более туманно (!!)». Поэтому Семён Романович, чтобы было понятнее, написал сам: «…Ни Мальта, ни какой-либо другой отдельный вопрос не могли бы обеспечить этот необходимый всем народам Европы покой… Ввиду обид и величайших оскорблений, которые Бонапарт постоянно наносит королю и английскому народу (!)». Иначе говоря, цель войны — не отстоять английскую военную базу, а уничтожить Францию и Бонапарта. «Надо спасать саму Европу от гнетущего ее ярма, которое раздавит ее». А для спасения Европы, как считал Воронцов, нет ничего лучше, чем пушки английских кораблей: «Благоденствие Южной Италии, Средиземноморья и Леванта настоятельно требует присутствия английской эскадры в этом море» [36] [36] Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского министерства иностранных дел. М., 1960, т. 1, с. 475–482. .

Отказ англичан от русского арбитража стал неожиданностью для Петербурга. Не смутившись, однако, этим, царь вместо арбитража предложил посредничество в переговорах между Францией и Англией. Причем, прежде чем начать переговоры, французы должны были вывести свои войска из Ганновера и Южной Италии.

На этот раз взорвался Бонапарт. «Арбитраж мог привести к миру, — написал он своему министру иностранных дел, — потому что речь шла об обращении к справедливому человеку, решение которого можно было принять, не подвергаясь бесчестию. Переговоры же в теперешних обстоятельствах не приведут ни к чему» [37] [37] Correspondance de Napoléon I. Paris, 1858–1870, t. 7, p. 486. .

Одновременно деятельность Моркова и его контакт с роялистами окончательно вывели из себя Бонапарта. «До тех пор, пока мир не был нарушен, в Париже терпели господина Моркова, хотя он действовал так, как будто был англичанином. Тогда это было безопасно. Но теперь, когда идет война… присутствие ( в качестве посла ) человека, столь отрицательно настроенного по отношению к Франции, является уже не просто предметом, вызывающим раздражение первого консула» [38] [38] Цит. по: Tatistcheff S. Alexandre I et Napoléon. Paris, 1891, p. 54. , — писал Талейран в депеше французскому послу в Петербурге, излагая мотивы, по которым Бонапарт просил отзыва графа Моркова.

Если в официальном ответе Александр хотя и был язвителен, но все же выбирал выражения, то, обращаясь к Моркову, он не видел необходимости сдерживать эмоции. По его поручению А. Воронцов написал: «Имею честь сообщить Вашему превосходительству, что Первый консул написал Его Императорскому Величеству письмо, в котором он потребовал Вашего отзыва, и господин Талейран сопроводил его депешей по этому же поводу… Содержание последнего письма достойно его автора и представляет собой ужасающую и глупую ложь… Я сообщаю Вам, господин граф, насколько Его Императорское Величество был шокирован этими обвинениями, и насколько он уверен в их лживости…» Со своей стороны в конфиденциальном послании Воронцов также полностью поддержал Моркова: «То, как с Вами обращались во Франции, не может удивить, ибо от Первого консула нечего ждать другого, кроме как насилия и бесстыдства. Все его поступки скорее похожи на поступки гренадера, который выбился в люди, чем на поведение главы великой нации» [39] [39] Ibid, p. 64–65. .