Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

Письма Александра и Воронцова, обращённые к руководству Пруссии и Германской империи, со всей очевидностью говорят о том, что не вопросы безопасности Росси волновали русского царя, что речь идёт не о создании какого-то оборонительного союза, вызванного опасными действиями для России со стороны Бонапарта. Речь идёт явно о создании наступательного союза, целью которого является нападение на Францию и уничтожение той государственной системы, которая сложилась в ней в результате революции.

Часто, описывая эволюцию отношений Александра к Бонапарту, историки обращают внимание на эпизод с арестом герцога Энгиенского (см. ниже), произошедший в апреле 1804 г. Якобы это событие было поворотным пунктом в политике царя. На самом деле письма 1803 г. не оставляют ни малейшего сомнения в намерениях Александра.

Это полностью подтверждают интересные документы из Российского государственного исторического архива. Здесь хранится подробнейший дневник австрийского военного атташе полковника Штутерхайма, записи в котором велись в период с января 1804 г. по апрель 1805 г. В отличие от многих старческих мемуаров, авторы которых часто путают одну войну с другой, а высказывания, произнесенные в 1825 г., относят к 1805 г., здесь мы видим поистине стенографический отчет о беседах Штутерхайма с первыми лицами империи и, прежде всего, с самим Александром. Судя по характеру дневника, каждая запись делалась вечером того же дня, когда происходил разговор, и все выражения воспроизведены настолько дословно, насколько это вообще возможно. Изучение этих бумаг не оставляет ни малейшего сомнения в том, когда Александр принял решение о войне с Францией. Все беседы полковника с царем в январе — марте 1804 г. вертятся исключительно вокруг того, когда же, наконец, Австрия даст положительный ответ на настоятельные предложения царя о военном союзе.

На балу у императрицы 16 февраля Штутерхайм долго беседовал с Александром. «Ничто не возвышает душу так, как война, — внезапно сказал царь. А потом, буквально не переставая, твердил одно и то же: — Это поистине химера — надеяться на то, что мы сможем избежать общей судьбы, если мы не остановим амбиции Бонапарта. Нужно быть в такой же слепой апатии, как Пруссия, чтобы надеяться на это» [44] [44] Российский государственный исторический архив. Фонд 549. Оп. 1, 387. Tagebuch des Kaiserlichen Obersten Karl Freiherr von Stuterheim, p. 23–29. .

На параде 26 февраля, где император и австрийский полковник снова встретились, Александр заявил: «Чтобы улучшить мою армию, ей нужна война, я надеюсь, что для блага обучения моих войск это будет война в союзе с вами» [45] [45] Ibid, p. 32. . 12 марта Штутерхайм записал в своем дневнике: «Уже восемь дней как император постоянно повторяет мне во время наших встреч на парадах, что ему не терпится узнать о нашем решении. Сегодня был большой бал-маскарад при дворе. Он ( Александр ) показался мне несколько рассерженным… более озабоченный, чем обычно, он произнес: „У вас теряют ценное время“» [46] [46] Ibid, p. 41. .

Собственно говоря, весь дневник Штутерхайма — это сплошное требование Александра быстрее получить положительный ответ и начать войну с Францией.

Таким образом, Александр не просто с конца 1803 г. думал об организации коалиции против Франции, не только делал в этом направлении конкретные шаги, но уже тогда был буквально одержим идеей войны с Наполеоном. Он навязывал ее всем: прусскому королю, австрийскому императору, он требовал ее, несмотря на то что англичане не особенно просили русских бросаться на защиту Лондона. Он жаждал ее любой ценой, не обращая внимания на то, послужит она интересам России или нет, желает ли ее или нет большинство элиты российского общества. Он не советовался уже практически ни с кем, кроме нескольких страдавших навязчивой идеей англофилов и, прежде всего, канцлера А. Р. Воронцова.

Кстати, именно потому, что война совершенно не соответствовала ни желанию большинства русской элиты, ни национальным интересам страны, а решение о ней принималось в, мягко выражаясь, узком кругу, Бонапарт никак не мог догадываться о ее подготовке. И более того, его дипломатические представители в России чуть не до самого момента разрыва упорно твердили о миролюбивых намерениях Александра.

В Париже в это время действительно было не до России. Война с Англией становилась всё более нешуточной, и каждый день преподносил всё новые сюрпризы. В начале 1804 г. было раскрыто роялистское подполье, оплачиваемое Англией. Целью заговорщиков под руководством знаменитого шуана Кадудаля было убийство первого консула. В то время как Кадудаль и его сообщники были арестованы, стало известно, что сразу после убийства главы государства во Франции должен был появиться «французский принц», «но он там ещё не находится». Что это был за принц, никто из заговорщиков не знал или не хотел говорить.