Николай Шпанов: Ученик чародея (Часть 1-6)

- Как же ты можешь не порвать с нею, если ты здесь, а она там? возразил Круминьш.

- Я должен быть с нею.

- Что значит "должен"? - нахмурившись, спросил Круминьш.

- Не знаю... Но так... должно быть... Мне не надо другую.

- Ты ответь мне ясно, - настаивал Круминьш, - что значит твое "должен"?

- Ну что ты пристал?!

Силс не договорил и отвернулся. Круминьш придвинулся к нему и, повернув его за плечи лицом к себе, посмотрел ему в глаза.

- Что ты злишься? - спокойно спросил Круминьш.

- Я? - Силс пожал плечами. - Просто хочется тебе сказать: неприятно, когда ты... одним словом, когда вмешиваются в мои отношения с Ингой. Ведь я не касаюсь твоих дел с Луизой...

Круминьш испуганно оглянулся на палатку и приложил палец к губам. Ему вовсе не хотелось, чтобы этот разговор услышал Мартын, хотя Круминьш и не видел ничего предосудительного в том, что ему нравится Луиза. Если бы она была женой Мартына - другое дело. Тогда Круминьшу и в голову не пришло бы обнаружить свое чувство к ней. Да и она не стала бы слушать Круминьша. Он в этом уверен. Ну а то, что Мартына и Луизу считают женихом и невестой, вовсе еще не означает, будто он, Круминьш, не может... не должен... Что в самом деле связывает его?.. Мартын ему не друг, не приятель. Был бы на месте Мартына Карлис Силс - другое дело!.. Но ничего, кроме неприязни, Круминьш не чувствует к грубому верзиле и считает, что тот вовсе не пара такой девушке, как Луиза. Правда, Круминьшу передавали, будто Мартын как-то проговорился, что не простит Круминьшу, если тот отобьет у "его невесту. Если это случится, говорил Мартын, - то он посчитает Круминьшу ребра. Наплевать, мол, Мартыну, на то, что с этим "опытно-показательным перебежчиком" Эджином (так сказал Мартын) носятся как с писаной торбой! А самым лучшим, по словам Мартына, было бы, если б нашелся "смелый и честный" советский человек, который покончил бы с этим Круминьшем - ни богу свечка, ни черту кочерга!..

Да, так сказал Мартын. Это многие слышали.

Если после этого Круминьш счел возможным плыть с ним в одной лодке, то лишь потому, что Луиза умоляла не делать скандала. Но рано или поздно им придется столкнуться на узкой дорожке. Круминьша нисколько не пугает то, что Мартын силач и что у него опыт в драках, приобретенный еще во время беспризорничества - Круминьш тоже не напрасно обучался приемам рукопашного боя...

Силс долго сидел, молча вороша головни костра. Наконец сказал:

- Пора спать.

- Спать?.. - рассеянно переспросил Круминьш. - А как тебе нравится то, что давеча болтала Ирма?

- Что именно?

- Насчет нас с тобой, насчет комбината и... все такое.

- Пусть болтает, что хочет, - беспечно ответил Силс.

- А почему она спросила насчет сетки?

- Пусть, говорю, болтает... Мне все равно.

- А мне не все равно, - твердо проговорил Круминьш. - Нет, мне не все равно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь смел болтать такое...

- Ничего особенного.

- Ты думаешь?.. А я не думаю. Сетка - самая уязвимая часть производства. Выход из строя сетки означает остановку комбината.

- Сегодня остановился, завтра снова пошел.

- Нет, это не так просто. За одной сеткой всегда может порваться вторая.

- За второй - третья и так дальше? - рассмеялся Силс.

- Ты напрасно смеешься, Карлис: что-то здесь есть, - в раздумье возразил Круминьш. - Запас сеток не бесконечен.

- Ну нет сеток, есть сетки - какое мне до этого дело. Оставь меня в покое с этой чепухой.

- Это не чепуха, Карлис. Если так говорит Ирма, значит...

- Ничего это не значит! Выбрось это из головы. Ирма злая девчонка. Вот и все!

Он снял с прутьев одежду Круминьша и положил ее рядом с другом.

- Давай-ка спать, - повторил Силс, - все твое просохло.

Силс полез в палатку, а Круминьш стал одеваться.

Оставшись один, он собрал в кучу рассыпавшиеся угли, подбросил в них несколько сухих веток и остановился над костром. Хвоя потрещала, словно лопающиеся на сковороде орехи, пустила густой клуб белого дыма и вспыхнула ярким пламенем. Ветки сгорели быстро и сразу рассыпались в легкий пепел, припудривший крупные уголья. Головни под ним то делались ослепительно яркими, то серенькая пленочка пепла быстро одевала их, как веко одевает засыпающий глаз, и снова исчезала. Будто угольки лукаво подмигивали Круминьшу. Он долго глядел, как они мигают, и у него зарябило в глазах. Он зажмурился и постоял с закрытыми глазами.

Круминьш не пошел в палатку. Расстелил пиджак возле костра и лег, подперев голову. Так лежал он, глядя на звезды, пока голова не склонилась сонно на подложенный в изголовье рюкзак...