Николай Шпанов: Ученик чародея (Часть 1-6)

Они крепко расцеловались, и Кручинин на ходу вскочил на подножку вагона.

Грачик глядел на милое лицо друга, в его добрые голубые глаза, на сильно поседевшую уже бородку над небрежно повязанным галстуком и на тонкую руку с такими длинными-длинными нервными пальцами, дружески махавшую ему на прощанье.

Кажется, в первый раз с начала их дружбы они ехали в разные стороны.

Грачик зашагал прочь от грохотавших мимо него вагонов.

Сегодня и ему предстояло покинуть Москву. Но путь его самолета лежал на север, в Ригу, по следам Ванды Твардовской, по следам нескольких капель чая, содержащих признаки сульфата таллия...

...И ВОТ ЧТО ВЫШЛО ИЗ ЭТОЙ ПОЕЗДКИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА

Несмотря на обычную дождливость июня в этих краях, на этот раз погода была на стороне гуляющих. Лодки одна за другой отваливали от освещенного берега маленького заводского сада. Стоило гребцам сделать несколько ударов веслами - и суда исчезали в темноте. Они без шума скользили по черной, гладкой до маслянистости поверхности Лиелупе. Лодка удалялась от берега, и на ней возникала песня. Молодые голоса славили лето, славили народный праздник Лиго, прошедший до социализма от языческих времен, сквозь тысячелетия христианства, сквозь века неметчины, - праздник, ставший просто радостным зрелищем, с цветами, с песнями, с прогулками по реке и с прыжками через костры. Цветы и огонь были приметами этой ночи. Цветы, огонь и песни.

Из полосы света, отбрасываемой яркими электрическими шарами с пристани, ускользнула и лодка, в которой, среди других, были Эджин Круминьш и Карлис Силс, недавно появившиеся среди заводской молодежи. Оба сидели на веслах. Но когда лодка удалилась от берега, Круминьш положил весла и повернулся к Мартыну Залиню. Залинь был парень огромного роста и, что называется, косая сажень в плечах. Его маленькая голова, остриженная бобриком, казалась еще меньше на этом большом тяжелом теле, занимавшем всю лавку на корме между девушками.

- Передай мне аккордеон,- сказал Круминьш Мартыну.

Получив инструмент, он заиграл. Одна из девушек запела:

Циткарт, циткарт,

Ка яуна бию,

Зедню, на розе,

Ка магониня;

Стайгаю пуоигиус, бракведама,

Ка лацитс аузиняс брауцидамс...1

Но другая девушка остановила ее:

- Перестань, Луиза!.. Что ты затянула какую-то древность, будто действительно стала старушкой... Если уж вспоминать старинные песни... Эджин, сыграй так, - и, пристукивая ногой, подсказала Круминьшу несколько незамысловатых тактов. Тот растянул свой аккордеон. Девушка весело запела:

Кае пуйсити виру Сауце?

Писитс мейту смейейиньш,

Кас азити лопу сауце?

Азитс карклу граузейиньш...2

Она со смехом оборвала пение и крикнула:

- Пусть-ка Эджин и Карлис споют что-нибудь из того, что пели там, у себя!.. - На словах "у себя" она сделала особенное ударение.

- Послушай, Ирма, - возмутилась Луиза, - почему ты сказала это так, словно "у себя" они были именно там, а не тут, с нами.

- Ты думаешь, что я не должна так говорить?.. Но ты же поняла меня.

- Я-то поняла, но мне думается, неправильно так говорить о наших ребятах.

- Хм... - иронически пробормотала Ирма. - Наши ребята!.. Кстати, Карлис: почему вы очутились именно тут, на нашем комбинате?

- Мне кажется... - несколько смущаясь, начал было Силс, но Луиза снова сердито крикнула Ирме:

- А почему ты об этом спрашиваешь? Что ты за контролер, какое тебе дело?

- Помолчи, Луиза, я ведь не тебя спросила, а Карлиса.

- Все равно, ты не имеешь права...

- Почему же, - с усмешкой вмешался Круминьш, - почему Ирме и не спросить, если ей это интересно?.. Мне кажется, что власти определили нас сюда потому, что мы знаем свое дело.

- Ты-то бумажник, а Карлис?.. Он всего только монтер. Почему же вы оба здесь, вместе? - настаивала Ирма, и в голосе ее звучала неприязнь, все больше раздражавшая Луизу.

- Мы друзья, мы всегда были вместе, и мне кажется... - негромко начал опять Круминьш.

- Все-таки тебе кажется... а мне вот кажется... - Ирма вдруг умолкла и после паузы иронически повторила: - Подумаешь, друзья!

Молодые люди переглянулись, и Круминьш пожал плечами.

- Не обращайте на нее внимания, - сказала Луиза. - Ирма, отстань!

Но та упрямо продолжала:

- Оба вы работаете у сетки?

Вместо ответа Круминьш бросил на Ирму сердитый взгляд. При свете спички, от которой он прикуривал, было видно, как сошлись его брови.

Он взялся за аккордеон и снова заиграл, но вовсе не то, о чем просила Ирма. Луиза поняла желание Круминьша петь именно то, что поют здесь, а не там, откуда он и Силс не так давно пришли. Луиза запела, но Ирма все не унималась и мешала ей. Круминьш отложил аккордеон и вернулся к веслам. Однако было заметно, что ему не хочется грести. Только мало-помалу дурное настроение разошлось. Круминьш опять принялся шутить и смеяться, как шутил с самого начала, когда они готовили лодку, укладывали в нее палатку и продукты, со смехом и спорами выбирали места. По всему было видно, что Круминьш - весельчак и душа этой компании.