Дмитрий Володихин - Иван Шуйский

Стоит присмотреться к воеводам этого самого «заслона». Их список о многом говорит. Большой полк: князь И.А. Шуйский, И.М. Морозов Большой; Передовой полк: князья В.Ю. Булгаков-Голицын и Г.И. Долгорукий Чорт; Сторожевой полк — князь И.П. Шуйский и И.Г. Лошаков- Колычев258. Кто они? Изо всего командного состава огромной оборонительной армии, отстаивавшей Москву, только двое назначены в «заслон»: князья Иван Андреевич и Иван Петрович Шуйские. Куда исчезли остальные? Вельский, как уже говорилось, сложил голову. Князь И.Ф. Мстиславский, судя по косвенным свидетельствам источников, побывав в огненном аду, на время утратил боеспособность и даже подпал у царя под подозрение, князь М.И. Воротынский и его второй воевода князь П.И. Татев, вероятно, просто находились на пределе усталости, после того, как погнались за уходящими татарами, о судьбе князя Темкина уже было сказано. Что же касается остальных воевод, то они выжили, но к боевому выходу на юг допущены не были. Почему? Возможно, получили ранения. Но скорее Иван IV просто отправил к Серпухову только тех, кому он безусловно доверял. А из прежнего воеводского списка их оказалось лишь двое — князья Шуйские… Притом Иван Андреевич в опричнину к тому времени еще не вошел.

Вот парадокс: строя опричнину, царь под занавес ее существования в ответственном деле мог опереться большей частью на родовитых земских воевод. На «принцев крови», на сыновей двух крупнейших деятелей, процветавших во времена «боярского правления».

Для того чтобы вести своих людей под Серпухов, князю требовалось тогда страшное напряжение воли: в горящей столице погиб его младший брат Никита…

В августе 1572 г. вооруженные силы России проводили большую оборонительную операцию против того же Девлет-Гирея, окончившуюся поражением татар у Молодей. Тогда Шуйский вновь был поставлен во главе Сторожевого полка. Весь полк насчитывал 2063 бойца — «детей боярских и казаков с пишальми». В прямом и непосредственном подчинении у Ивана Петровича находилось около 960 человек — примерно столько же, сколько было и у Хворостинина в те дни…259 С той лишь разницей, что Шуйский получил под команду такой отряд всего-то после пяти-шести лет службы в воеводских чинах, а Хворо- стинин начинал службу шацким воеводой еще в далеком 1558-м.

Но у высокого аристократа Ивана Петровича были свои проблемы. Первым воеводой полка правой руки царь назначил князя Никиту Романовича Одоевского — видного полководца, опричного боярина и весьма богатого землевладельца. К тому же знатного Рюриковича — потомка черниговских князей. Тем не менее князь И.П. Шуйский счел несправедливым, что под командование Одоевского отдали полк равой руки, а ему самому вновь достался Сторожевой. Надо понимать обычаи того времени: Сторожевой полк считался «честию ниже», чем Правая рука.

А в вопросах родовой чести наша знать была бесконечно щепетильной.

Если более высокую должность давали равному по системе «местнических счетов», т. е. столь же знатному человеку, следовало отметить свое равенство, иначе в будущем оно «по прецеденту» превратилось бы в неравенство. Тем более требовалось «бить челом» и не принимать служебных списков, если должностью обходил менее родовитый человек. Это вовсе не причуда и не проявление спеси. Родовая честь была одна — на всё семейство. Если любой — следует подчеркнуть: любой представитель этого семейства хотя бы в малом поступался ею, то «по- терьку» ощущала вся фамилия на несколько поколений вперед. И какой-нибудь юный отпрыск рода лет через восемьдесят крыл бы на чем свет стоит отдаленного, давно умершего родича, поскольку его простодушие в вопросах чести привело к унижению потомка, а то и вовсе закрыло ему дорогу к высоким чинам. Для служилого аристократа лучше было попасть в опалу, уйти в монастырь, лишиться выгодного назначения, если альтернативой становилась утрата частички родовой чести. Ведь позор и презрение родни — прижизненное и посмертное — не отпустили бы его ни при каких обстоятельствах.

Итак, «…князь Иван Шуйский бил челом государю о местех на князь Микиту Адуевсково, и государь велел челобитье ево записать; и челобитье ево записано»260. По тем временам это могло считаться серьезным успехом. Протест Шуйского был официально зафиксирован и, следовательно, царь счел его в какой-то степени основательным. Позднее, во время другого местнического разбирательства, И.П. Шуйский имел основания заявить, что государь велел ему с Одоевским в том походе «быти без мест»261. Иначе говоря, «прецедент» не засчитывался… Значит, впоследствии Шуйские, оказавшись в состоянии очередной местнической тяжбы с Одоевскими или их многочисленными родственниками, могли бы дискредитировать ссылку на ситуацию, когда Иван Петрович оказался на воеводстве «честию ниже» Никиты Романовича. Вот и современный исследователь местничества Ю.М. Эскин пишет: «Решение [царя] можно вполне трактовать в пользу Шуйского»262.