Александр Андреев - Террористы

Около трех часов дня Александра II на шинели внесли на третий этаж Зимнего дворца. Его переложили на кровать, и доктор Боткин в половине четвертого дня 1 марта 1881 года зафиксировал императорскую смерть. Через неделю царя похоронили в Петропавловской крепости. На месте взрыва погибли лейб-казак, мальчик-посыльный и мещанка, тяжело и легко были ранены полицейские, казаки, случайные прохожие. Один из дядей императора сказал, что 1 марта 1881 года идиллистическая Россия с царем-батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать. Департамент полиции доносил министру, что после приказа вывешивать государственные флаги, некоторые дворники спрашивали: «Неужели опять промахнулись?» Когда из-под умиравшего из-за потери крови императора забрали шинель, кровь чуть не потоком вылилась на паркет. Приближенные макали в нее носовые платки, а вельможи возмущенно говорили, что подобного в России еще никогда не было. Им напомнили об убийствах Петра III и Павла I, и спросившие получили ответ: «Во дворце душить можно, но на улице взрывать нельзя!»

Михайлов, Квятковский и Баранников удивленно переглянулись. По Солянке прямо на них шел огромный городовой, держа над головой на почти вытянутых руках грубо сколоченный стол, к которому цепью была прикована захватанная амбарная книга. Полицейский старался ее придерживать правой рукой, прижимая к ножке стола большим пальцем, но у него получалось плохо. По ногам, закрытым длинной шинелью, при ходьбе колотила шашка, в просторечии называемая селедкой. Картина морозного московского хмурого утра была настолько яркой, и непривычной, что Михайлов, Квятковский и Баранников с трудом сдержали удивленный смех. Они расступились и пропустили пыхтевшего от натуги городового. Догнавшие их Желябов и Колодкевич объяснили господам дворянам, что они только что видели.

Городовые должны были ночью несколько раз обходить свои участки, блюдя покой москвичей, но никогда этого не делали, предпочитая отсиживаться в теплых будках, за что московский люд называл их будочниками. Новый обер-полицмейстер сразу сделал неожиданный ночной обход, увидел безобразие и принял, как ему казалось, действенные меры. Москва, как и другие города империи, была разделена на полицейские части и околотки и обер-полицмейстер приказал частным приставам и околоточным надзирателям еженощно проверять несение службы будочниками. Для этого городовым выдали амбарные книги, в которых их начальники должны были расписываться и ставить время и дату проверки. Полицейское начальство ночами предпочитало спать, несмотря на приказ обер-полицмейстера и поэтому скомандовало городовым при утренней смене носить книги к ним домой на подпись. Через месяц обер-полицмейстер опять повторил свой ночной обход, опять увидел безобразие и неисполнение и приказал приковать амбарные книги к будочным столам цепями. Городовые стали носить книги на подпись приставам и надзирателям вместе со столами, обер-полицмейстер махнул рукой и, конечно, никого не наказал за невыполнение собственного приказа. Москвичи сначала смеялись, но быстро привыкли к очередному самодержавному идиотизму. Не он первый и не он последний. Дело житейское. Подобная рутина усыпляет сознание и опускает руки у благомыслящих людей и они падают на дно болота, где привольно могут жить только амфибии. Мертвые кости засеивали и засеивали сонное царство имперской жизни. Ликующие избранники жизни выдергивали из этого царства недовольных, мешавших остальным подданным спать вечным сном.

Грохот университетских волнений, шумный молодежный поход в народ, выстрел в обнаглевшего сатрапа монархии Веры Засулич и ее оправдание судом, попытка ее незаконного задержания после освобождения, демонстрация у Казанского собора и покушения появившихся революционеров на столпов самодержавия начали будить спящих и, как петушиный крик на рассветной заре показались многим разбуженным радостным утром новой жизни. Последовавшие тут же крутые меры воздействия, сумасшедшее по своей длительности и жесткости предварительное заключение, свирепые приговоры и казни, коллективные ссылки на каторгу почти навсегда, организация для выспавшихся ужасных карийской каторги, Якутского и Калымского поселения, внесудебные административные высылки скопом всех инакомыслящих в гиблые имперские места – все эти акты самодержавной монархии возмутили общество до глубины души во всех городах империи. Множество людей видели, что в бесконечной войне правды и кривды имперская правда почему-то всегда выбирала сильного и наглого мошенника. Проснувшаяся мысль и совесть не находили успокоения. Каждый день и каждый месяц и каждый год их разжигали яркие случаи сугубого имперского насилия и явного беззакония, которые волнами разносились во все углы и закоулки огромной страны. Подданных все больше и больше раздражала скандальная откровенность самодержавия, пытавшегося ужасом задушить появившуюся волю. Стоявшие во главе империи сеяли страх, но вызвали возмущение и появление революционных героев, в борьбе обретавших свои силу, смелость и право и пытавшихся остановить каннибальскую пляску правительства.