А. П. Богданов, Н. Ф. Демидова и другие историки считают, что Федор вынашивал планы преобразований, по размаху и целям сравнимых с реформами Петра I. Однако всё же маловероятно, что подобные замыслы успели сложиться к пятнадцати годам, когда он оказался на престоле. Правда, с 1679 года юный царь начал совершать самостоятельные поступки, идущие вразрез с традициями старины, противоречить боярам и принимать независимые решения. Это касается внешней и внутренней политики, но в особенности — его собственного поведения и быта. Федор сам выбрал себе в жены Агафью Грушецкую — дочь польского шляхтича, выехавшего на русскую службу. Вскоре после бракосочетания (1680) у царя стала явно проявляться «полонофилия». Он принял польских послов, одевшись в польское платье, издал указ об обязательном ношении одежды тех же фасонов всеми прибывающими на царский двор. В его комнатах появились портреты польских королей, он велел перевести с латыни книгу о законодательстве Речи Посполитой и первым из русских царей посетил Немецкую слободу.
Возможно, здесь сказывалось влияние жены-полячки, но и до женитьбы царь имел пристрастие к польской культуре. Как считал современник событий, ученик Симеона Полоцкого Сильвестр Медведев, увлечениям царя потакали ближние советники, которые вводили «всякие новые дела в государстве… иноземским обычаям подражающее В их числе были не только И. М. Языков и братья А. Т. и М. Т. Лихачевы, но и несколько иностранцев, в частности польский шляхтич Павел Негребецкий, по царскому повелению составлявший проект академии и первую в истории России гербовную книгу русского дворянства, а также стольник С. Ф. Николев (сын французского полковника протестанта Никола де Манора), которому Федор Алексеевич поручил ведать «церковное и дворовое, и хоромное, и садовое строение на Москве». Царское окружение приветствовало ориентацию на политические порядки Речи Посполитой, поскольку они давали широкие полномочия шляхте, выбиравшей короля. Польское влияние в политике оборачивалось умалением абсолютизма и формированием придворной аристократии, включавшей как боярские, так и дворянские роды, пробившиеся к трону. (Справедливости ради следует заметить, что «полонизация» русской культуры началась задолго до правления Федора Алексеевича — еще в Смутное время.)
Самой мощной реформой в правление Федора была отмена местничества. Какова была роль самого царя в ее проведении? Князю В. В. Голицыну, возглавившему Ответную палату, было поручено подготовить реформу. 24 ноября 1681 года царь подписал указ, а 12 января 1682-го под руководством князя М. Ю. Долгорукова состоялись его торжественное оглашение на Земском соборе и сожжение местнических документов. Текст Соборного деяния перечисляет участников комиссии, собравшейся для рассмотрения «ратных дел»: «Боярин князь Василий Васильевич с товарищи… выборные стольники и генералы, стольники же и полковники рейтарские и пехотные, и стряпчие, и дворяне, и жильцы, и городовые дворяне же, и дети боярские». Следовательно, над реформой работали представители служилых людей — «шляхетства». Молодой царь не принимал активного участия в решении этого сложнейшего и животрепещущего вопроса. Отмена местничества давала возможность продвижения по службе не очень знатным, но образованным и умным людям, к каковым относились и ближайшие советники царя. Чтобы пресечь местнические иски, были сожжены все разрядные книги с перечнями назначений на должности за предшествующее время. Взамен сожженных разрядных книг было приказано завести «Родословную книгу князей и дворян российских и выезжих», называемую также «Бархатной» по материалу переплета.
Большинство планов нового царя и его советников остались неосуществленными. Среди них — намерение ввести некое подобие позднейшей петровской Табели о рангах с разделением военной и гражданской службы и перечнем служебных чинов с целью окончательной ликвидации местничества. Проект учреждения академии был реализован спустя пять лет после смерти Федора Алексеевича. Сохранившийся «Привилей на Академию», составленный, скорее всего, Сильвестром Медведевым на основе предложений Симеона Полоцкого, с одной стороны, предполагал организацию высшего образования по типу западноевропейских университетов, с другой — содержал пункты, которые С. М. Соловьев сравнил «со страшным инквизиционным трибуналом»; например, чтение книг на иностранных языках и общение с иностранцами запрещались под угрозой ссылки в Сибирь и даже сожжения на костре. «Привилей» начинался сравнением Федора с его любимым героем, библейским царем Соломоном, стремящимся к мудрости — «царских должностей родительнице и всяких благ изобретательнице и совершительнице». В качестве предтечи академии в 1679 году царь указал открыть греческое училище при Печатном дворе («типографское»).
Читать дальше