Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Подсудимый А.П. Морозов, исполняя обязанности министра юстиции, старался оградить население от насилия военных властей, принимая все зависящие от него меры для предания суду виновных. «Все, кто меня знает, – заверял он, – могут удостоверить, что я никогда кровожадным зверем не был». По его словам, разработанный закон о смертной казни за превышение власти, бездействие и за дезертирство распространялся не на трудовые массы, а на военных лиц, буржуазию и торговых промышленников, не желавших воевать с советскими войсками.

«Все законопроекты министерства юстиции разрабатывались первым департаментом, которым ведал не я, – отчитывался Александр Павлович о своей деятельности за период с 4 ноября 1918 г. по 30 ноября 1919 г. – При Старынкевиче ведал он сам, а при Тельберге ведал второй товарищ министра юстиции. Все законопроекты проходили через юрисконсультскую часть, затем через Совет министров, и мне, уже перед заседанием Совета министров, преподносилось готовое заключение, одобренное министерством юстиции» [475].

Благодарный судьбе за правильно принятое решение остаться в советской России и возможность предстать перед судом, П.И. Преображенский показал, что он принял пост министра народного просвещения в мае 1919 г. Свое участие в законопроекте о смертной казни объяснял занимаемым положением в кабинете министров, т. к. «от министерства народного просвещения […] никаких заключений не требовалось, поэтому ни по одному из обсуждавшихся на заседаниях Совета министров юридических вопросов не выступал из-за «совершенного незнания».

Одобрение расходов на борьбу с большевизмом Павел Иванович относил к «обязанности проводить линию […] определенной борьбы с советской властью. Это была борьба, но в совершенно определенных […] рамках». Он утверждал, что со стороны министерства народного просвещения не было ни одного факта преследования кого бы то ни было за принадлежность к партии большевиков. Наоборот, существовал ряд доказательств, когда педагоги, уволенные или арестованные за принадлежность к этой партии, получали не только защиту от министерства, но и соответствующие назначения, потому что были «безукоризненными людьми и работниками» [476].

Товарища министра путей сообщений А.Н. Ларионова в состав правительства привело два обстоятельства: во-первых, доверие, оказанное ему делегатами съезда рабочих и служащих Владикавказской железной дороги, а также съезда Советов этой же дороги в 1905 и 1907 гг., во-вторых, стремление к улучшению государственного строя и «увеличению радости человеческой жизни». Ведь на «скелете рельсовой колеи» для него открывалось широкое поприще для «созидания транспорта».

К успешной деятельности Ларионова следует отнести создание хозяйства железной дороги с налаженным и укомплектованным аппаратом управления, восстановление снабжения комплектующими деталями и рельсами, для чего было организовано агентство «Путиметалл» и проведено специалистами обследование всех металлургических и металлических заводов Урала и Сибири с целью их использования для массового удовлетворения нужд дорог. Кроме того, был внедрен новый способ производства дымогарных труб на Шатанском и бондажей на Мотовилохинском заводах; изобретен новый вагон (совмещавший крытый вагон и вагон-платформу), установлен принцип правильного распределения перевозочных средств при массовом перегоне подвижного состава, существенно сокращена продолжительность простоя паровозов при ремонте (с 250 дней в 1918 г. до 42 дней в 1919 г.); урегулировано правовое положение железной дороги; выделены миллионные ссуды обществам потребителей дороги, и произведена закладка огромных складов с грузами. По оценке подсудимого, вся эта работа проходила под руководством «знатока… таланта в железнодорожном деле» – Л.А. Устругова, в сплоченном общими интересами трудовом коллективе министерства.

О том, что происходило в Иркутске в октябре и ноябре 1919 г., Ларионов не имел понятия, находясь в это время в разъездах. Впервые доступ на закрытые заседания Совета министров получил 23 декабря 1919 г., когда из-за небезопасной обстановки на улицах Иркутска Совет министров выделил из себя рабочее бюро-тройку, вменив ему в обязанность быть в курсе всех политических и военных событий, а если будет необходимость, то и взять на себя ответственность за принимаемые решения.

В состав «тройки» вошел и Ларионов, как «случайно выбранный товарищ министра одного из важнейших ведомств». Алексей Николаевич отмечал: «На нас лежала забота о тех, кто был сзади нас, об этой отступающей армии, которой надо было так или иначе помочь в ее трудном положении, о тех, кто вместе с этой армией, в многочисленных эшелонах, отступал […] на нас нападали, и мы были в состоянии самозащиты». Выход в подобной обстановке Ларионову виделся в создании буферного государства, объединившего бы все политические группировки для прекращения братоубийственной войны. В последние дни существования колчаковской власти подсудимый организовал срочную перевозку угля в Ачинск и Красноярск, хлеба – черемховским рабочим, перевел более 13 миллионов рублей на выплату зарплаты рабочим и служащим.