Игорь Зимин - Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги

Говоря о его внешности, М. П. Фредерикс писала, что «наружность Мандт имел совершенно мефистофельскую; голова его была маленькая, продолговатая, змеевидная, огромный орлиный нос и проницательный взгляд исподлобья, смех его был неприятный – при всем этом он хромал, ну, ни дать ни взять – Мефистофель, да и только. Для меня эта личность имела всегда что-то отталкивающее, я просто-напросто боялась его. Но во мне это возбуждало тяжелое чувство… В настоящее время ему бы приписали силу внушения, но тогда об этой силе еще не было и речи. Припоминая внушительный взгляд Мандта и своеобразное ударение пальцем по столу, когда он хотел что-нибудь доказать, смотря несколько секунд упорно вам в глаза, то невольно приходишь к мысли, что действительно Мандт обладал громадною силой внушения, притом он был и магнетизер. Странная загадочная личность был этот человек» [745].

Мемуаристы оставили множество упоминаний о медицинской деятельности М. М. Мандта при Российском Императорском дворе. Все единодушно подчеркивают «модность» Мандта как врача. Что совершенно понятно, поскольку сам император буквально «рекламировал» своего врача. Мандт, видимо, действительно владел техникой гипноза, возможно на инстинктивном уровне. М. А. Корф приводит в «Записках» характерный эпизод 1843 г., когда он упомянул в присутствии царя, что хочет «посоветоваться с Мандтом». На это Николай I заметил: «И прекрасно сделаешь: Мандт очень искусный человек, и тем больше искусный, что умеет действовать не только на физику, но и на воображение. С моею женой он сделал просто чудеса, и мы оба от него в восхищении. Не верь здешним докторам, если они его бранят: это оттого, что он в тысячу раз умнее и ученее их. Советуйся с ним одним и одному ему доверяй» [746].

Следует отметить, что для недоверия Николая I к «здешним докторам» имелись веские основания. Дело в том, что именно в 1844 г. Николай I и императрица Александра Федоровна пережили глубокую личную трагедию. Трагедия оказалась совершенно неожиданной для царской семьи.

В январе 1844 г. в Зимнем дворце состоялась церемония бракосочетания дочери Николая I – великой княжны Александры Николаевны и принца Фридриха-Вильгельма Гессен-Кассельского. Молодые вступали в брак по любви, и родители безмерно радовались за свою юную влюбленную дочь. Как водится в России, свадьба царской дочери вылилась в целую череду весьма утомительных празднеств. Сам Мандт отмечал, что для него самого «в силу… положения и обстоятельств проделать и выдержать целый цикл таких праздников, если здоровье не на высоте, оказывалось при этом делом далеко не безобидным. Будучи невестой, наша юная великая княгиня оказалась в таком положении вдвойне» [747].

Настороженность М. Мандта имела под собой основания. Дело в том, что постоянный кашель невесты настораживающе звучал для уха опытного диагноста. Однако здоровье трех дочерей Николая I курировали профессора Маркус и Раух, да и профессиональная этика взаимоотношений не позволяла Мандту вмешиваться. Кроме того, при Императорском дворе всегда крайне ревниво реагировали на вмешательство посторонних в «свои» сферы влияния. Также надо учитывать и различные личностные соображения. Сама «Адини», так называли невесту родители, была категорически настроена против Мандта и, несмотря на все уговоры родителей, не позволила врачу обследовать себя. А лечащие врачи царских дочерей Раух и Маркус представили родителям успокоительные рапорты.

Однако болезнь уже была, и изнурительные празднества послужили толчком для ее развития. Во время возвращения с одного из балов Адини простудилась. Затем началась беременность, которая только ускорила развитие болезни. Лечащие врачи наблюдали Александру Николаевну, но все недомогания списывали на ее беременность.

Болезнь развивалась так быстро, что уже с 20 марта 1844 г. Адини не вставала с постели. В камер-фурьерском журнале зафиксировано: «Ее высочество Великая Княгиня Александра Николаевна во всю Страстную неделю была совершенно нездорова». На прогрессирующую чахотку наложился ранний токсикоз, и Адини страдала и от кашля, и от тошноты.

30 апреля 1844 г. Императорский двор по традиции переехал из Зимнего дворца в Царское Село. За городом, в роскошных апартаментах Александровского дворца, Адини начала вставать с постели. 4 мая она впервые появилась за общим столом. 7 мая присутствовала на литургии в домашней церкви. Это обнадежило и успокоило родителей, и 9 мая 1844 г. Николай I отправился в Англию с официальным визитом.