Александр Синегуб: Защита Зимнего Дворца

В восемь часов утра я был уже в Школе и сидел в канцелярии, постепенно входя в свою тяжелую роль адъютанта Школы. "Пройдут эти дни ожидания выступления Ленинцев, наладится курс для государственной жизни Родины, и я тогда подам рапорт об отставке. В деревне моя работа будет полезнее, чем здесь, среди заговоров тех, кто сам не отдает себе отчета в последствиях, кто личное ставит выше народного благополучия… Как распинались в "Колхиде", сколько таинственности и верных доказательств! Смешно… Нет доверия друг к другу, а запрягаются в воз, должный вывезти Россию на светлый путь жизнедеятельности.

Никакой самодеятельности, спаянности. А о любви к Родине и уж говорить нечего! Словно это – молодчики, тучами являющиеся в последнее время в Школу для поступления в юнкера и цинично-откровенно объяснявшие свои побуждения, толкающие их именно в нашу Школу. Одни стоят других – одинаковые карьеристы тыла," – злобно размышлял я, почему-то припоминая случай третьего дня во время приема с предложенной мне взяткой… "А это что?" – прервал я невеселые думы во время механической подписи размноженных на гектографе повесток к педагогическому персоналу Школы… "Телюкин!" – позвал я старшего писаря, так гордившегося, несмотря на свое нынешнее эс-эрство, бывшей службой в личной канцелярии Государя-Императора.

"Что прикажете?" – вырос с вопросом передо мною позванный унтер-офицер.

"Почему эта телеграмма из Главного Штаба в очередном докладе, кто ее вскрыл и почему не доложена мне, как только я пришел?" – задал я вопросы Телюкину, внутренне волнуясь и едва воздерживаясь от повышения тона, чтобы этим не привлечь внимания юнкеров, зашедших в канцелярию по делам службы, а главное, тех разночинцев, которые уже успели явиться за какими-то справками к дежурному писарю. – "Это дежурный офицер сюда положили: она исполнена, ваше высокоблагородие; сегодня ночью я дежурил, и когда пришла телеграмма, то я лично позвонил к Начальнику Школы и ее по приказанию Начальника Школы я вскрыл и прочитал им в телефон. Так что вы не извольте беспокоиться, Начальник Школы лично приезжал сюда и сами отдали распоряжения. И сейчас в Главном Штабе находятся наши юнкера для связи, также посланы юнкера в Николаевское инженерное училище, Николаевское кавалерийское училище, а двое из членов совета Школы направлены в личное распоряжение товарища Керенского," – нагибаясь своей длинной фигурой ко мне, конфиденциально доложил Телюкин.

"А это что-нибудь да значит, если даже посланы юнкера непосредственно к главе Временного Правительства. Значит, Главному Штабу не особенно того", – читал я в его глазах. Но чтобы не показать виду, что я его понял, – а главное, что он правильно подчеркнул последние распоряжения Начальника Школы, – я задал вопрос о том, почему он, а не дежурный офицер принимал телеграмму из Главного Штаба.

Ответ был, к сожалению, самый неожиданный и лишний раз обрисовывающий и нравы офицерства Школы, и то падение не только военной дисциплины, но просто даже честного порядочного отношения, если не к долгу и обязанностям, то к оплате труда, просто к двадцатому числу. Дежурный офицер, поручик Б-ов, из прапорщиков запаса мирного времени, оказалось, ушел спать к себе на квартиру.

"Но почему же вы, Телюкин, не позвонили сперва мне, не послали за мной? Ведь я вас и всех писарей столько раз просил обо всем экстренном и внезапном немедленно уведомлять меня. Особенно вас," – попрекнул я своего друга.

Телюкин затоптался и, не выдерживая моего настойчивого вопросительного взгляда, зачесал свой несоразмерно длинный нос. "Почему?.. Забыли, да?.." "Никак нет, я сперва хотел это сделать, но потом решил, что раз телеграмма из Главного Штаба, да и курьер передавал, что она особой важности, вам все равно придется звонить к Начальнику Школы, и дежурный юнкер советывали прямо позвонить к Начальнику, а к тому же они говорили, что вчера вы всю ночь провели в канцелярии и что и сегодня около двух часов ночи заходили в Школу." "Ну ладно, ладно, идите и пошлите горниста за дежурным офицером, да еще Панову прикажите составить список юнкерам, ушедшим в связь, и позвоните в 1-ую роту, чтобы сейчас прислали дневник нарядов." И только Телюкин вышел, я снова впился в телеграмму. "Начинается", – заработала мысль. А ведь на улицах было тихо и движение было обычное.