Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма - власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

В дополнение ко всей этой риторике власти поведали о реальных случаях раскулачивания учителей. Его жертвами в начале 1930 г. только в центре России, в Черноземье, стали 70 учителей. Один из областных прокуроров в Западной области отметил в 1930 г. больше ста «серьезных нарушений прав учителей», включая пятьдесят случаев лишения их права голоса и «незаконного раскулачивания», девятнадцать увольнений с работы, шесть выселений из занимаемых помещений, четыре исключения из колхоза и одно незаконное переселение. В деревне около Астрахани «всеобщая чистка» привела к увольнению «шести уважаемых учителей», а некий советский чиновник на Нижней Волге одним росчерком пера уволил сорок учителей {80} 80 Любимова С. Всеобщее обязательное начальное обучение // Правда. 1930. 6 июля. С. 6; Лицом к культурной революции: Положение учительства должно быть улучшено // Известия. 1930. 4 авг. С. 5; Нарушение правового и материального положения учительства грозит срывом всеобуча. С. 19; Лебедев М. Повысим роль учителя в борьбе за культурную революцию. С. 43; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union. P. 165. . В целом, однако, власти старались не просто давать количественные данные, а приводили характерные примеры: в Александровском районе учителя раскулачили на следующий день после того, как он помогал конфисковать собственность «других кулаков», а Волжский совет потребовал «ликвидировать учительство как класс». Когда Аболин в апреле 1930 г. рассказал о последнем случае на партийном совещании по народному образованию, делегаты засмеялись {81} 81 II Всесоюзное партийное совещание по народному образованию // Правда. 1930. 30 апр. С. 3. .

Насилие и произвол в ходе коллективизации были публично осуждены, но советским учителям доставалось и в повседневной жизни. Одно то, что в мартовском 1930 г. постановлении ЦК партии упомянуты учителя и учительницы, а не просто учителя без указания их пола, говорит об особой уязвимости в зависимости от того, мужчина это или женщина, а также от места работы и политической активности {82} 82 См. подобную лексику в статье А. Рахимбаева Подготовка педкадров для национальной школы // Просвещение национальностей. 1931. № 4-5. С. 8-9. . Исследование притеснений, которым подвергались учительницы, и особенно сексуальных домогательств и изнасилований, показывает, какая нелегкая, а подчас трагическая судьба ждала советских «воительниц» школьного фронта {83} 83 О сексуальных домогательствах говорится в исследованиях: Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union. P. 161; Holmes L. E. The Kremlin and the Schoolhouse. P. 50, 132; Viola L. The second coming: Class enemies in the Soviet countryside // Stalinist Terror. New Perspectives / Ed. J. Getty, R. Manning. New York, 1993. P. 84; Ruane С Gender, Class, and the Professionalization of Russian City Teachers. P. 62-76; De Lyon H. Sexual Harassment // Women Teachers. Issues and Experiences / Ed. H. De Lyon, F. Migniuolo. Philadelphia, 1989. P. 120-134; Vaughan M. K. Women School Teachers in the Mexican Revolution: The Story of Reyna's Braids // Journal of Women's History. 1990. Vol. 2, No. 1. P. 153; Curtis B. Building the Educational State: Canada West, 1836-1871. London, Ontario, 1988. P. 197-198. О противодействии крестьянок насильственной коллективизации см.: Viola L. Peasant Rebels under Stalin. P. 5-6, 61, 115, 181-203; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. С. 79-81, 203-206. .

Одна из самых жарких дискуссий о сексуальном домогательстве развернулась в ходе расследования самоубийства учительницы В. Ивановой в Западной области. В другом случае, согласно документам следствия, два комсомольских вожака — Погосов и Иванов — грубо надругались над учительницей Образцовой, и «она выстрелом из нагана покончила с собой». Районный чиновник Львов и партийный секретарь Плановщиков, «разъезжая по волости… приставали к учительницам, а подчас и насиловали». В феврале 1929 г. Львов и Плановщиков провели ночь с двумя учительницами — Орловой и Кустовой (первая была дочерью сосланного кулака, а вторая дочерью священника). Когда позже, весной, Львов, движимый похотью, снова явился в эту деревню, Орлова и Кустова спрятались на кухне. Вконец обнаглевший Львов считал себя вправе делать с этими женщинами «чуждого социального происхождения» что хочет. Он заявил: «Я власть, я все могу». Согласно докладу агента НКВД, Кустова после всего произошедшего была на грани самоубийства. В том же докладе указывается, что это лишь один из многих случаев подобного произвола и что «все в округе знают об ужасных делах, которые творят Львов и Плановщиков» {84} 84 СА. ВКП 215. 35-37; Самоубийство из-за «впечатлительности»: Почему повесилась учительница Иванова // КП. 1929. 5 окт. С. 2; Баратынский. Дело о самоубийстве учительницы Ивановой // ВМ. 1929. 14 окт. С. 3; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union. P. 161; Ewing E. T. Personal Acts with Public Meanings: Suicides by Soviet Women Teach-ers in the Stalin Era // Gender and History. 2002. Vol. 14, No. 1. P. 117-137. .