Игорь Князький - Тиберий - третий Цезарь, второй Август…

Пизон, к своему несчастью, в сложившемся положении был человеком, как раз склонным к самым решительным мерам. Потому он без колебаний принял совет друга, а не сына. Возможно, здесь сыграла свою роль ложная в этом случае отцовская гордость.

Для начала он направил письмо Тиберию, где обвинил Германика в попытке осуществления государственного переворота, что и послужило причиной его, Пизона, высылки из Сирии. Тут же он обвинил Германика в высокомерии и чрезмерно роскошном образе жизни. Далее он сообщал о своей готовности с прежней преданностью возглавить свою провинцию и взять на себя попечение о находящихся в ней легионах. Так он надеялся обезопасить себя на случай вооружённого сопротивления войск, верных Гнею Сенцию Сатурнину. Они, а не верные Пизону воины являются мятежниками. Пизон просто восстанавливает свои законные полномочия.

С юридической точки зрения Пизон, конечно же, был совершенно прав. Германик не имел права лишать его полномочий и вынуждать к отъезду. Кстати, находись он в день смерти его в Антиохии, ни о каком новом легате Сирии речи бы не было. Просто прах Германика отправили бы на родину вместе со всей семьёй покойного, а Пизон бы оставался наместником во главе провинции и командующим четырьмя легионами. Слухи о его роли в гибели Германика, конечно, всё равно бы распространились, но кто бы посмел отправить в Рим официальное обвинение? Правда, возвращение Агриппины в Рим, залитый слезами толпы, скорбящей по Германику, в любом случае таило для Пизона сильнейшую опасность.

С Агриппиной Пизон повстречался у южных берегов Малой Азии, когда его корабли встретились с кораблями, сопровождавшими вдову Германика в Италию. Встреча эта едва не переросла в морское сражение, ибо обе стороны незамедлительно схватились за оружие. Но поскольку ни один из противников не был уверен в успехе, всё ограничились заурядной перебранкой. Вибий воспользовался этим и вызвал Пизона в Рим для судебного разбирательства. Пизон ответил ему с самым насмешливым видом, что не замедлит прибыть в столицу, как только претор, ведающий делами об отравлении, назначит день явки подсудимому и обвинителям. Тем самым он указывал Вибию на совершенную незаконность его требований и давал понять, что ему известно о характере обвинения, которое измыслили в стане Агриппины.

Флотилия Агриппины продолжила свой путь в Италию, куда должно было доставить урну с прахом Германика, Пизон же предпринял попытку вернуть себе сирийское наместничество. И здесь его действия потерпели полную неудачу. Домиций Целер, отправленный им вперёд, не сумел привлечь на сторону Пизона VI легион, стоявший на зимних квартирах у сирийского города Лаодикеи. Легионеры сохранили верность преданному Германику легату Силию. Сам Пизон, хотя и собравший под своими знамёнами около легиона воинов, также успеха не стяжал. Гней Сенций Сатурнин, многоопытный военачальник, не только быстро собрал войска для противодействия Пизону, но и успел объявить, что Пизон поднимает оружие на величие императора и на Римское государство. {378} 378 Там же. II, 79. Таким образом, он смог представить вполне законные действия Пизона по восстановлению своих прав наместничества в Сирии как мятеж против государства и его правителя. Значит, если Пизон борется за свои права, то Сенций защищает дело Тиберия. Ход умный и принесший успех.

Пизону удалось занять сильную крепость Келендерий в соседней с Сирией Киликии, но это оказался единственный успех. В вооружённом столкновении его войска с силами Сенция победили последние. Флот не поддержал Пизона, и положение его в Келендерии быстро стало безнадежным. Когда же воины Сенция успешно пошли на приступ, то Пизону осталось только позаботиться об относительно почётной сдаче. Он просил дозволить ему оставаться в крепости, пока Тиберий не решит, кто же законный наместник Сирии. Сенций, однако, решительно отклонил просьбу побеждённого соперника. Пизону лишь предоставили корабли для безопасного возвращения в Рим.

Итак, следование совету Домиция Целера оказалось для Пизона роковым. Наместничества он не вернул, но стал виновником пролития римской крови римским же оружием. События у Келендерия были настоящей гражданской войной, пусть и совсем малого масштаба. А ведь уже полвека со времени последней войны Октавиана с Марком Антонием римляне не сражались с римлянами. И то, что инициатива случившегося на совести Пизона, сомнений ни у кого не вызывало. Очевидно, презрительно относясь к лживому обвинению в отравлении Германика, Пизон, уповая на сохранившуюся формально законность своего наместничества, сам не заметил, что действиями своими дал в руки врагов сильнейшее оружие. От обвинения в попытке развязать гражданскую войну ему ныне оправдаться было невозможно.