Жорж Ленотр - Повседневная жизнь Версаля при королях

Все кончено. Внук Людовика XIV больше не француз — он Филипп V, король Испании, Индии и обеих Сицилий. Теперь его ждет следующая, худшая пытка: ему предстоит облачиться в мрачный, черный наряд и надеть на шею плоеный воротник (golille) — мучительный знак священного величия. Во что бы то ни стало он обязан отречься от вкусных овощных блюд родной Франции, отныне он должен полюбить лук, шафран, всяческих моллюсков и будет отыскивать на дне кастрюльки смутные останки тощих куриц… В то же время ему следует постоянно остерегаться яда, поэтому ему нельзя ни понюхать цветок, ни даже взять его в руку, так же как и коснуться доставленного письма.

Он въезжает в Мадрид в стеклянной карете, вокруг него монахи со свечами. Он впервые видит свою столицу: узкие улочки, вонючие канавы; народ ликует, пляшет, поет… Боже, какая нищета, какое убожество!

Тоска маленького француза беспредельна. Дипломаты также встревожены: да, да, короля следует женить, его необходимо вывести из этого состояния: тоска и «черные мысли» могут свести его в могилу!

Подходящую невесту нашла для него княгиня Дез Урсин. [88] Мария-Анна де Тремуй (1642–1722) — вдова итальянского князя Флавио Орсини. В 1704–1714 гг. играла важную роль при мадридском дворе, подчинив своему влиянию Филиппа V и его жену. Эта честолюбивая, наделенная отменной живостью и проницательным умом, энергичная дама жила в Риме, «предаваясь распутству» и имея к своей досаде всего лишь семнадцать тысяч ливров дохода. Но понятно ли вам, что можно было тогда себе позволить на семнадцать тысяч ливров? Бедная женщина только и могла, что содержать четырех дворян, шестерых пажей (все они были мальтийскими рыцарями), исповедника, дюжину лакеев в расшитых золотом ливреях, две кареты и шестерку лошадей, нескольких дам, и это не считая поваров, прислуги и помощников по дому, а также конюхов. Да, времена сильно переменились! Несмотря на столь скудный двор, ей была доверена почетная обязанность доставить томящемуся в Мадриде Филиппу V насмешливую, резвую, хорошенькую, тринадцатилетнюю Марию-Луизу Савойскую, безумно радующуюся, что она станет королевой. Бедняжка!

Ее везли на роскошно отделанной испанской галере, кишащей клопами. «Всю ночь я провела на ногах, сражаясь с ними», — писала принцесса Урсинская, таким вот образом дебютируя в роли camarera mayor — главной камеристки королевы. Не обладая качествами морского волка, малышка — Ее Величество проводила дни за однообразным занятием: она извергала всю проглоченную накануне пищу. Продолжение этого плавания грозило тем, что морская болезнь вместе с клопами ее окончательно бы доконали. К счастью, дальнейший путь пролегал по суше.

Встретились супруги в Фигерасе. Королю чрезвычайно понравилась его жена — он так устал от одиночества! Принцесса Урсинская рискнула намекнуть, что дорога, мол, слишком утомила королеву, но принц не внял ее совету, Мария-Луиза — тоже. Короче говоря, браку них получился «настоящий», что некоторыми матронами было сочтено «неприличным».

Эти же самые матроны, чопорные, помешанные на этикете дамы на другой день из патриотических чувств вышвырнули все блюда торжественного обеда, приготовленные пьемонтским поваром: пусть на пиршественном столе фигурирует только одна испанская кухня. Вспыхнув от обиды и ударившись в слезы, королева выбежала из-за стола, громко требуя «макарони» и крича, что хочет вернуться к маме и потому немедленно уезжает отсюда. Король пожаловался в Версаль. Дедушка вмешался. Все легко уладилось, потому что молоденькие супруги были влюблены. Чувствуя враждебность окружения, они искали уединения.

Но вот матроны вновь поднимают бунт; на этот раз из-за того, что маленькая королева — «Савоярка» не носит платьев с длинным шлейфом и не надевает большого фартука (tonsillo), прикрывающего ступни, когда дама садится на землю. Для благородной испанки показать кончик башмака — последняя степень бесстыдства. Иные мужья скорее пронзили бы свою дражайшую половину кинжалом, нежели позволили постороннему увидеть ее обутые ноги. Что и говорить, нынешняя мода сильно смягчила такие требования чрезмерной стыдливости… Защищаясь, Мария-Луиза объяснила, что волочащийся по полу шлейф поднимает тучи пыли, от которой у нее начинается кашель. Что касается tonsillo, он ей абсолютно не нужен: она не собирается сидеть на земле. Неважно! Все равно у нее видны ступни! Показывать ноги — это преступление! Выходит, она глубоко презирает Испанию, если позволяет себе демонстративно нарушать самые святые традиции!