В Соловьев - Михаил Горбачев - путь наверх (из книги 'Кремлевские заговоры')

Осенью 1984 года борьба вступила в решающую стадию. Главное действие Кремлевского спектакля, как обычно, происходило за кулисами, но на этот раз чуть ли не впервые в советской истории появилась редчайшая возможность (которой, увы, тогда не воспользовались) заглянуть в святая святых советской империи не тайком, не с помощью секретных источников, слухов и гаданий, а сквозь призму официальной прессы. Вот как, судя по ней, развивался осенний акт Кремлевской драмы.

В начале сентября Григорий Романов отправился в Эфиопию, однако не для того, чтобы спасти ее несчастный народ от голодной смерти, но чтобы присутствовать в Аддис-Абебе на съезде только что учрежденной там коммунистической партии. Это - официально. А неофициально - чтобы с помощью оружия и советников укрепить тамошний просоветский режим. На этот раз Горбачев уже не провожал и не встречал Романова - как позже не провожал и не встречал Романов Горбачева во время его поездок в Венгрию и Англию. Дипломатическое перемирие между ними кончилось. Напомним, что многие радикальные сдвиги в советском руководстве происходят именно в отсутствие в Кремле некоторых его обитателей: заговор против Берии возник, когда тот был в Восточной Германии; Хрущев снял маршала Жукова с поста министра обороны, пока тот охотился с маршалом Тито на югославском острове Врионе; а самого Хрущева сняли, пока тот отдыхал в Пицунде. Так произошло и на этот раз. Пока Романов находился в Эфиопии, был снят его сторонник маршал Огарков, начальник генштаба, де-факто министр обороны при старом и больном Устинове.

Помимо ведомственной субординации - Романов как секретарь ЦК курировал вооруженные силы страны - его связывало с Огарковым идеологическая близость. В журнале "Коммунист" и газете "Красная звезда" Огарков - вразрез с официальной партийной линией - выступил сторонником первого ядерного удара. Напомним и его знаменитую пресс-конференцию осенью 1983 года, когда он безоговорочно оправдывал уничтожение советским истребителем южнокорейского пассажирского самолета и предупреждал, что так будет и впредь с любым нарушителем советской границы. Во всем поддерживая Огаркова, Романов требовал от Политбюро официального согласия на уход на пенсию номинального министра обороны Устинова и назначения Огаркова на его место.

В начале сентября в высших военных кругах Москвы это событие считали неизбежным и ждали со дня на день. Поэтому смещение маршала Огаркова было для всех неожиданным и произвело шоковый эффект среди Кремлевской партийно-военной элиты. Неожиданностью оно было и для самого Огаркова: вечерний выпуск газеты "Известия" с сообщением о том, что он - все еще в должности начальника генштаба - провожал финскую военную делегацию, поступил в московские киоски в то самое время, когда по радио объявили о снятии его с этого поста, без какого-либо объяснения причин.

Сентябрьская опала Огаркова была направлена не лично против него его задело рикошетом. Она явилась результатом закулисных интриг Горбачева против Романова, который и сам по приезду из Эфиопии внезапно изчез из поля зрения и не появлялся ни на одном из совершенно обязательных для него Кремлевских церемониях - типа вручения наград Черненко 27 сентября или московскому партийному боссу Гришину 4 октября. Обе церемонии, как водится, подробно освещались средствами массовой информации. Рядом с Черненко, по левую руку от него, победно улыбаясь, стоял Михаил Горбачев; через неделю, при вручении награды Гришину, Горбачев снова стоял рядом с Черненко, хотя на этот раз по другую сторону.

Поразителен был и сам факт "внеочередного" присуждения наград Черненко - обычно кремлевские лидеры получают их по случаю того или иного круглого юбилея, а Черненко они достались на этот раз в 73 года: редчайший случай в кремлевском быту. И в ответной речи Черненко обмолвился в высшей степени странной фразой, которую можно понять только в контексте разгоревшейся кремлевской борьбы: "Я принимаю эту награду в самый ответственный и, честно говоря, очень нелегкий период моей вот уже более 50-летней работы в рядах КПСС". Вряд ли Черненко говорил о состоянии своего здоровья - это вовсе не в кремлевских нравах. Это также не могло относиться к состоянию дел в стране - за 50-летний партийный стаж Черненко в ней происходили несравненно более драматические события: коллективизация, голод, "великий террор", война с финнами, война с немцами, смерть Сталина, антисталинский съезд, снятие Хрущева, переворот Андропова... Но как раз в это время - в империи наступало вроде бы некое затишье. В империи - да, но не в Кремле!