Нина Соротокина: Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)

Благополучно и незаметно пересекли границу Восточной Пруссии. Дороги стали лучше, а гостиницы чище, исчезли клопы, но прочим насекомым в мае жить не запретишь. Фаина необычайно ловко расправлялась с любой мелкой живой тварью, скажем, пауками или комарами, которыми так и кишели нижние гостиничные помещения. Большая ладонь уверенно и резко опускалась на гудящую невесомость. Мелитриса смотрела на свою дуэнью с уважением. Сама она из-за плохого зрения воевала в комарами без видимого успеха, ненавидела их люто и называла эту мелкую нечисть "тощими джентльменами в полосатых гетрах".

- Комары - англичане? - со смехом осведомился Лядащев.

- Ну... во всяком случае, враждебная, воюющая с нами держава...Мелитриса помолчала, потом собралась с духом: - Господин Василий Федорович, я теперь, как вы говорите, агент. Расскажите, наконец, в чем мои обязанности?

.- Ужо приедем на место, княжна Мелитриса Николаевна, осмотримся, а там и получите все инструкции.

Мелитрисе очень не нравилось слово "инструкция", оно представлялось ей похожим на хрустких жуков, которыми так и гудит весенний вечер. Жуки тяжело бились о стекла, а потом падали на спину, неприятно перебирая лапками.

- А почему сейчас нельзя? - спросила Мелитриса с капризной поспешностью.- Вы говорили, что секунда умирает и я рождаюсь заново с новой секундой. Говорили ведь?

- Говорил-с,- степенно отозвался Василий Федорович.

- Но для меня сейчас по вашей милости время остановилось, замерло, как вздыбленный конь!

- Но уж наши-то кони несутся вскачь... Мы летим стремительно к цели...

- Это вы летите стремительно, а до других вам и дела нет. Я же вижу, как вам сейчас весело и как все ужасно любопытно! Вы ждете не дождетесь, когда приедете в свой Кенигсберг и займетесь своими шпионскими делами. Для вас это так интересно, как математические задачки решать. У вас словно у Пифагора глаза блестят, вам петь хочется, а я в этих задачках как бы ключ. Лежу себе покойно в вашем кармане. Где-то там в Кенигсберге в нужный момент вы меня в замочную скважину вставите, повернете, дверца и откроется. Но ключу ведь не объясняют, что это за дверь. А у меня на сердце такая тоска... и боль... Ненавижу ваши шпионские задачки!

- А что вы любите, Мелитриса Николаевна? - он явно уходил от ответа.

- Простые человеческие вещи. Я замуж хочу за любимого человека.

"Как не стыдно спрашивать! Вы ли не знаете?" - промелькнуло в голове у Мелитрисы.

- Есть,- сказала вдруг Фаина, заполнив собой паузу. Карета подпрыгнула на ухабе, и дуэнья захлопнула рот, вернувшись в состояние безмолвности и незаметности.

- Клянусь вам, Мелитриса Николаевна, что я в целости и сохранности доставлю вас вашему суженому. Во всяком случае, я. сделаю для этого все возможное...

Мелитриса сочла за благо промолчать, отвернулась, глядя в окно на пробегающую мимо изумрудно-желтую, птичьим щебетом наполненную весну. "Он сказал - суженый... Ах, как так... Кабы судьба его мне сулила. А то я все и за него и за себя придумала..." Лядащев тоже смотрел в окно на скудно оперившиеся березы, на буйные одуванчики, вот ведь вредный цветок, всюду проникнет, и думал: "Клятвы-то давать не штука, исполнять будет потяжелее. Слишком, тяжелое обвинение предъявлено этой девочке. И не в анонимном доносе, не в истерическом всхлипе "слово и дело", когда безвинного оболгать легче, чем малую нужду справить. Отравительницей Мелитриса названа в шпионской шифровке в Берлин... Тьфу на вас всех! Да, надо будет всем нам попотеть..."

Подбросив Акиму Анатольевичу идейку об использовании девицы Репнинской в качестве, как это ни грубо звучит, подсадной утки, Василий Федорович весьма отвлеченно думал об ее судьбе. Девица вляпалась в грязную историю, и кому же теперь отмывать запятнанную репутацию, как не ей самой. Спросим:

справедливо ли так ставить вопрос? Вне всякого сомнения! А если трудно ей - не сахарная, не растает.

Но мысли эти хороши в чистом, академическом виде, то есть вдали от девицы, а когда она сидит напротив, скосив глаза в окно, и кутает цыплячью свою шейку в кисейный платочек, а в лице, украшенном только очками, полное отсутствие свойственного этому полу кокетства, а в уголке надутых губ взрослая, словно непосильными страданиями Намеченная складочка... то так ее становится жалко, что против воли в мозг неторопливой совой впархивает мудрая мысль, вернее вопрос: не послать ли все к чертовой матери и не повернуть ли лошадей назад, в Петербург? Право слово, справятся они с Сакромозо и без этой птахи. А если Тайная канцелярия и пронюхала что-либо, то ведь можно девицу от них спрятать...